История – наука о прошлом. И историю, как мы знаем, делают люди. Период правления династии Романовых подарил нашей истории великих реформаторов, таких, как Петр I и Александр II. Среди императоров были и те, кто прославился победами на военном поприще. Ярким примером тому — Александр I, которого нарекли освободителем после Отечественной войны 1812 года. А кому-то из правителей небезразлична была судьба российского просвещения, о чем свидетельствуют, например, преобразования Екатерины II.
Все это мы узнаем, изучая официальные источники, которые могут дать представление о действиях человека, но опускают такие важные порой детали, как его мысли и побуждения, не могут помочь в полной мере раскрыть его характер. Вот почему, взявшись за определенную тему, важно обращаться не только к собраниям законов, указам, изданным в данный период, и отчетам о проделанной работе, хотя они являются наиболее объективными историческими источниками. Любой историк привлекает для своих исследований литературные памятники, в том числе воспоминания, письма, мемуары, поскольку именно эти источники придают повествованию яркость и образность, позволяют представить жизнь людей, живущих столетия назад, во всех ее проявлениях.
Попробуем восстановить портрет императора Александра III , этого «русского богатыря», суровая внешность которого заставляла трепетать многих видных государственных деятелей. В народе его прозвали Миротворцем в силу того, что в период его царствования не только не происходило военных конфликтов, но и значительно укрепились международные отношения со странами Западной Европы, усилилось влияние Российской Империи на Балканах, расширились территории в Средней Азии и на Дальнем Востоке.
Очень красноречивы воспоминания русского художника Александра Бенуа о своей первой встрече с Александром III в 1889 году: «И тут я впервые увидел Александра III совершенно близко… Меня поразила его «громоздкость», его тяжеловесность и как-никак – величие. До тех пор мне очень не нравилось что-то «мужицкое», что было в наружности государя, знакомой мне по его официальным портретам… И прямо безобразною казалась мне на этих портретах одежда (мундир) государя,- особенно в сравнении с элегантным видом его отца и деда. Введенная в самом начале царствования новая военная форма с притязанием на национальный характер, ее грубая простота, и хуже всего, эти грубые сапожищи с воткнутыми в них штанами возмущали мое художественное чувство. Но вот в натуре обо всем этом забывалось, до того самое лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз. Проходя под тем местом, где я находился, он на секунду поднял голову, и я точно сейчас испытываю то, что я тогда почувствовал от встречи наших взоров. Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то и грозное, и тревожное, производил впечатление удара. Царский взгляд! Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и за жизнь самых близких! В последующие годы мне довелось несколько раз быть вблизи императора, отвечать на задаваемые им вопросы, слышать его речь и шутки, и тогда я не испытывал ни малейшей робости. В более обыденной обстановке (при посещении наших выставок) Александр III мог быть и мил, и прост, и даже… «уютен». Но вот в тот вечер в Мариинском театре впечатление от него было иное,- я бы даже сказал, странное и грозное».
Этот словесный портрет очень похож на производящую подобное впечатление на зрителей бронзовую статую императора, созданную знаменитым итальянским скульптором русского происхождения Паоло Трубецким. «Грозная и тревожная фигура гиганта, при встрече могущая вызвать лишь страх и желание посторониться». С.Ю. Витте, министру финансов, принадлежала идея создания этого памятника, и он же подтверждал в своих воспоминаниях, что Александр III действительно подобным образом воздействовал на людей, и даже членов своей семьи умел «держать в решпекте».
В чем причина столь пронизывающего взгляда и внешней неприступности? Ведь по свидетельствам современников, он был «добропорядочным обывателем и прекрасным семьянином». Видимо, причина кроется в том, что Александр был вторым сыном в семье, и изначально наследовать трон и управлять страной предназначено было старшему сыну Николаю. Именно его воспитывали, обучали и серьезно готовили к государственной деятельности. Однако пройдя процедуру принесения официальной присяги и получив отдельные апартаменты в Зимнем дворце, Николай был отправлен в длительную поездку по западной Европе, где ему предстояло познакомиться с многочисленными близкими и дальними родственниками, наладить связи и присмотреть для себя невесту. Надо признать, все это он выполнил: в Дании сделал предложение принцессе Дагмаре, и она ответила согласием. Но морские купания отрицательно сказались на здоровье царевича, уже в начале апреля 1865 года он серьезно заболел, а 12 апреля Николай скончался: врачи диагностировали воспаление спинного мозга.
И в тот же день, согласно закону о престолонаследии, цесаревичем стал Александр III, которого в семье ласково называли «бульдожка» и считали, что он не только не готов к управлению огромным государством, но даже не обладал какими-либо особыми талантами. Великая княгиня Елена Павловна говорила о том, что «управление государством должно перейти к Владимиру Александровичу», его учитель А.И. Чивилев считал перспективу воцарения Александра просто ужасной. С.С. Татищев, составляя официальную биографию цесаревича приводил такую характеристику: «По свойствам своего ума и нрава Александр Александрович представлял полную противоположность старшему брату. По отзыву Грота, в нем не замечалось внешнего блеска, быстрого понимания и усвоения; зато он обладал светлым и ясным здравым смыслом, составляющим особенность русского человека, и замечательной сообразительностью, которую он сам называл «смекалкою». Учение давалось ему, особенно на первых порах, нелегко и требовало серьезных с его стороны усилий… Александр Александрович отличался в классе внимательностью и сосредоточенностью, прилежанием и усидчивостью. Он любил учиться, на уроках допытывался… до корня, усваивал, хоть и не без труда, но обстоятельно и прочно». Это явно приукрашенный и подретушированный портрет. И, следуя дальше по страницам сочинения, можно убедиться в этом, читая выдержки из писем наставника Александра III, графа Б.А. Покровского, который жаловался императору на ребячество воспитанника, его нежелание понять материал. Все это было бы не так критично, не случись несчастье с его братом.
Но среди положительных качеств Александра значились такие достойные черты характера, как честность, открытость, искренность, застенчивость, доброта, благожелательность и глубокое чувство ответственности по отношению к своим близким. Новые условия диктовали новые требования, и, в конечном счете, именно ответственность и внутренняя дисциплина помогли Александру стать достойным наследником. Он принял присягу, и под руководством известных ученых К.П. Победоносцева, С.М. Соловьева, Ф.И. Буслаева, Ф.Г. Тернера занимался изучением истории, права, экономики, хотя на это оставалось теперь не так много времени: его присутствия требовали многочисленные официальные приемы и встречи, свадьбы, балы, военные смотры. В октябре 1866 года он женился на невесте своего покойного брата, заключив взаимовыгодный альянс, несмотря на то, что питал нежные чувства к княжне М.Э. Мещерской. Неожиданно для всех брак оказался счастливым, принцесса Дагмара при крещении получила имя Марии Федоровны и родила шестерых детей. Александр очень любил свою семью, детей. В письмах Победоносцеву он делится своими чувствами: «Рождение дочери есть самая редкая минута жизни и описать ее невозможно, потому что это совершенно особенное чувство». Все окружающие замечали эту теплоту в отношениях и уют в их семье.
Можно сказать, что обучение Александра III нелегкому делу царствования происходило по большей части сразу на практике. Александр II сразу приобщил сына к обязательному участию в заседаниях Комитета и Совета министров, Государственного совета. Однако позиция цесаревича на этих мероприятиях была чисто номинальная: он смотрел и слушал, не высказывая своего мнения. Это было настолько привычным, что когда однажды Александр II обратился к сыну с каким-то вопросом в ходе обсуждения, это вызвало большое удивление среди участников заседания, в частности военный министр Д.А. Милютин отмечал позже в своем дневнике: «Никогда еще не случалось в… заседаниях Совета, чтобы государь спрашивал его мнение».
Несмотря на это, внутреннее противостояние политике отца чувствовалось, хотя открыто он не решался возражать Александру II, истинному государственному реформатору, который часто соглашался на компромиссы, пытаясь не обострять вопросы внутренней и внешней политики. По-разному они смотрели на национальную политику и чрезвычайные меры в Царстве Польском, проведение военной и судебной реформы. Постепенно вокруг Александра III собирается группа единомышленников, которые понимали, что будущее России за ним. Участвуя в обсуждении государственных дел в 1860-70 гг. он проходит своеобразную стажировку, он становился на какое-то время во главе важных преобразований.
Так, в 1867-1868 гг. в результате неурожаев, огромное количество крестьян осталось с пустыми закромами, и правительством была создана специальная комиссия по сбору пожертвований на покупку хлеба, во главе которой стоял цесаревич. Во многом этот ход был сделан с целью связать имя наследника с благородной акцией и избежать недовольства и критики властей, но современники отмечают, что Александр III искренне жалел крестьян, оставшихся без поддержки дворян и без хлеба. 23 января 1868 г. в комиссия разработала план действий, согласно которому продажа хлеба шла крупными партиями, чтобы обеспечить стабильность цен на него в неурожайных губерниях. Естественно, для этого срочно требовались деньги, и Александр III лично просил у отца 1 млн. руб. Деятельность комиссии помогла уменьшить нехватку хлеба, а также приостановить вызванное неурожаем крупное переселенческое движение.
Еще одним крупным испытанием для наследника престола стала русско-турецкая война. Против военного вмешательства в дела Османской империи единодушно выступали министр внутренних дел А.Е. Тимашев, министр финансов М.Х. Рейтерн и военный министр Д.А. Милютин. Цесаревич, участвовавший во всех совещаниях по вопросу международных отношений, которые проводились в 1876 г. в Ливадии, также выражал несогласие с позицией Александра II о необходимости вступления в войну, за что император неоднократно упрекал сына. Однако аргументов в пользу военных действий оказалось больше, и многие члены царской фамилии отправились на передовую. Наследник престола командовал в течение года Рущукским отрядом, входившим в состав Дунайской армии, и, несмотря на то, что в этом районе было относительно спокойно, историки считают, что отряд Александра III выполнил свое боевое предназначение, создав блок для турецких войск, и не позволив им прорвать фронт и подойти к переправам. Наследник на собственном опыте прочувствовал радость побед и горечь поражений, осознал недостатки стратегии и промахи командования. Он очень привязался к солдатам и офицерам из своего отряда, общался с ними очень просто и демократично, его шатер являлся не только боевым штабом, но и местом, где могли собраться и пообщаться в непринужденной обстановке его боевые товарищи. Свободное время Александр III посвящал археологическим раскопкам. Его участие в войне было отмечено двумя наградами: орденом св. Георгия 2-й степени и орденом св. Владимира.
По возвращении Александр III приступил еще к одному важному мероприятию – созданию Добровольного флота, который существовал вплоть до 1917 года. В одном из своих писем К.П. Победоносцеву, наследник негодовал на то, что «морское министерство не желает обращать внимание на новейшие суда, а исключительно занялось погаными поповками и сорит на них русские миллионы десятками». Благодаря поддержке со стороны князя Константина Николаевича Александр III создал эту торгово-мореходную организацию на основе добровольных пожертвований, уже к 1879 г. закупив за границей первые океанские суда крейсерного типа. Более того, наследник тщательно следил, чтобы доходы от перевозок шли на пополнение флота, набор квалифицированных специалистов, неоднократно он сам встречался с моряками, общался с прессой, следил за перемещениями судов. Позже Добровольный флот перешел в ведение Морского министерства и стал субсидироваться государством, однако его основание и развитие на первых порах можно смело приписать инициативе и энтузиазму цесаревича.
Еще одним важным деянием Александра III стало создание Русского исторического общества, которое за период своей деятельности выпустило в свет 150 томов различных исторических документов и энциклопедический справочник «Русский биографический словарь». Открыть научное общество было совсем непросто, учреждение требовало штата и хотя бы минимальных средств на свою деятельность. Устоявшаяся практика назначения в качестве почетных членов обществ высокопоставленных покровителей помогала отчасти стимулировать материальные пожертвования и вступление в него новых людей. По примеру уже существующих на тот период Экономического, Юридического и Географического обществ, в марте 1866 г. 12 учредителей в лице П.А. Вяземского, А.Ф. Бычкова, М.А. Корфа, Д.А. Толстого, М.И. Богдановича и других видных ученых собрались, чтобы принять положение о создании Русского исторического общества, целью которого стало поддержание интереса к отечественной истории и ее дальнейшего изучения. Цесаревич принял почетное звание председателя этого общества.
Научное историческое общество стало специализироваться преимущественно на истории XVIII века, и Александр III был частым посетителем на его «обыкновенных, чрезвычайных и годовых» заседаниях, знакомясь с историческими исследованиями. Часто эти заседания проходили в Аничковом дворце, его царской резиденции. Надо отметить, что председательство Александра Александровича не являлось чисто номинальным, что было довольно характерным явлением для других научных обществ того времени. Более того, будучи императором, он приглашал на заседания уже подросшего великого князя Николая Александровича, и тот «с удовольствием слушал разговоры о российской истории».
Увлечение Александра III военной музыкой также дало впоследствии положительный результат: вокруг цесаревича сформировался кружок любителей духовой музыки, сам Александр III играл на корнет-а-пистоне, а позже на основе этого кружка был создан первый в России настоящий духовой оркестр.
Конец 70-х гг. XIX века связан не только с расширением обязанностей наследника, который в отсутствие императора решал дела внутренней политики, но и с ухудшением социальной, экономической и политической обстановки в стране. По результатам реформ Александра II, затронувшим многие сферы жизни, большинство сословий остались недовольными, вся Россия находилась в состоянии ожидания. Участие в войне ухудшило материальное положение и лишило правительство возможности финансовых маневров, крестьянство уповало на расширение собственных наделов за счет господских земель, народовольцы обратились к террористическим методам политической борьбы, оппозиция сверху требовала упрочить дворянское землевладение и как можно быстрее завершить буржуазно-демократические реформы, начатые Александром II. Покушения на Александра II также заставляли нервничать правящие круги, и на заседаниях все чаще обсуждался вопрос о том, какие меры предпринять: подвергнуть репрессиям или успокоить общественное движение за счет значительных уступок. Сам наследник характеризовал ситуацию в стране в 1879 г. как «грустное и страшно тяжелое положение».
Положение в сфере государственных кругов усугублялось существованием длительного романа императора с Е.М. Долгоруковой, женщиной, которая была моложе его на 30 лет и имела от него детей. Более того, император перевез гражданскую семью в Зимний дворец в то время, как его законная жена Мария Александровна болела чахоткой. В 1880 г. она умерла, и цесаревич, трепетно относившийся к семейным узам и искренне любивший мать, был в негодовании от поступка отца, который не только не был в последние минуты жизни рядом с супругой, но и тайно обвенчался с Долгоруковой, не выдержав положенного траура. Чтобы не накалять отношения с сыном Александр II увез свою новую семью в Ливадию, принимая министров и занимаясь наиболее важными делами в Крыму. За короткий период времени Е.М. Долгорукова, получившая титул княгини Юрьевской, утвердилась на месте покойной императрицы. Александр III не шел на сближение, избегал встреч с мачехой.
В это время в Петербурге по инициативе наследника была создана Верховная распорядительная комиссия во главе с М.Т. Лорис-Меликовым. Сделано это было после взрыва в Зимнем дворце с целью навести порядок, руководствуясь в основном репрессивными методами. Александр II, напротив, не был сторонником чрезвычайных мер. И Лорис-Меликов, видя общее либеральное направление императорских взглядов, стал продвигать идею привлечения земских и городских представителей к законосовещательному процессу. Эта идея уже неоднократно обсуждалась на заседаниях правительства, но была отвергнута Александром II в 1863, 1866, 1874 и 1879 гг. в силу неоднозначности обстановки. В начале 1880 г. ситуация изменилась, конституционная идея нашла большое количество сторонников, и император решил использовать это средство для установления мира. Проект представительных учреждений, который был разработан уже давно, получил шанс быть утвержденным, а перед Россией открывалась возможность изменить организацию внутренней политики, заменить постоянную конфронтацию власти и общества на цивилизованный, конституционный путь развития.
Покушение на императора 1 марта 1881 г. и его скоропостижная смерть поставили под угрозу проект Лорис-Меликова, в опубликованном манифесте о воцарении Александра III не было прописано, что новый император продолжит реформы отца, а было лишь намерение «пещись о России по завету наших предков». А.В. Адлерберг предположил, что «мученическая кончина государя, быть может… спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала». Российское общество замерло в ожидании дальнейшего поведения Александра III: высказывалось множество предположений вплоть до объявления его сторонником конституции.
Объективную оценку личности Александра Александровича давал живший в то время во Франции русский писатель И.С. Тургенев. Несмотря на то, что он долгое время проводил за границей, переживания за Россию и искреннее желание увидеть свою великую страну цивилизованной и достойной гордости граждан, являлось постоянным лейтмотивом его произведений. Летом 1879 г. в Париже Тургеневу довелось встретиться с цесаревичем, и свои впечатления о будущем императоре он ярко изложил позже в статье «Александр III», написанной в одной из популярных французских газет с целью создать благоприятный образ русского государя. Акцентируя внимание на положительных качествах императора, Тургенев, тем не менее, смог с присущей ему деликатностью указать и на недостатки. Так, например, он отметил, что Александр III недостаточно образован и получил преимущественно военную подготовку, упомянул о национализме императора, заранее развеял надежды сторонников конституции.
Несмотря на прохладное отношение к своей мачехе, Александр III после смерти отца позаботился о будущем ее семьи, обеспечив им ежегодное содержание, «приличествующее сану» за границей.
О твердости и жесткости решений Александра III говорят действия, предпринятые им по отношению к участникам покушения. Невзирая на лекцию В.Л. Соловьева о христианской морали, которая требовала отказа от смертной казни, призывала к помилованию, в этом вопросе он остался непреклонен. Он заявил: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь». И в последующие годы царствования Александра III против радикальных слоев общества принимались самые крутые меры.
На заседании 8 марта 1881 г. император указал на тот путь дальнейшего развития, который он выбрал для страны. В качестве оппозиции проекту Лорис-Меликова он пригласил на его повторное обсуждение С.Г. Строганова и К.П. Победоносцева. Они пользовались традиционными аргументами о том, что предложения Лорис-Меликова несвоевременны, чужды русским обычаям, ограничивают абсолютные права императора. Сторонники проекта, рискуя статусом и карьерой, сделали все возможное, чтобы убедить присутствующих, и в первую очередь царя, в своевременности и крайней необходимости изменить существующий порядок разработки законов. И, надо отдать должное А.А. Абазе и Д.А. Милютину, которые смогли добиться от императора согласия на создание кабинета министров, где планировалось проводить заседания без императора, принимать решения большинством голосов и представлять их на рассмотрение государю. Разрешение было получено 21апреля 1881 г.
Несмотря на это, император в своем письме брату Владимиру четко давал понять, что «никогда не допустит ограничения самодержавной власти». То же настроение прозвучало и в его письме Победоносцеву от 21 апреля 1881 года: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление… Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастья России это необходимо, конечно, этого не будет, я не допущу».
Интересно и то, как отреагировал Александр III на донесение российского посла в Германии по поводу выступления Бисмарка за «русский путь» развития и за сохранение самодержавия. На тексте донесения император сделал заметку: «Дай бог, чтобы всякий русский, особенно министры наши, поняли наше положение, как его понимает кн. Бисмарк, и не занимались бы несбыточными фантазиями и паршивым либерализмом. 29 апреля 1881 г. Александром III был объявлен манифест, провозглашавший намерение императора сохранить единовластие и обойтись тем самым без сотрудничества с обществом. Следствием манифеста стала череда последовавших отставок – министра внутренних дел, военного министра и министра финансов. Каждый из них был крупным либеральным деятелем, совершившим важные изменения в своей сфере. Лишь Лорис-Меликов явился случайным человеком в среде реформаторов и показал способность приспосабливаться к новым условиям и быть среди наиболее активных государственных деятелей, что немаловажно для чиновника.
Милютин – яркий представитель эпохи Великих реформ более 20 лет занимался преобразованиями в российской армии. Замена его менее опытным, менее образованным П.С. Ванновским стало большой потерей для России, так же, как и уход из министерства финансов А.А. Абазы, назначенного на эту должность меньше года назад. Вдвоем с его последователем Н.Х. Бунге они могли бы составить превосходный тандем. В одиночку Бунге пришлось гораздо сложнее: он не обладал всеми необходимыми качествами руководителя, хотя являлся отличным аналитиком и разработчиком программ и проектов; он здраво судил о задачах финансовой политики, но был лишен той особой энергии и бойцовских качеств, которые позволяли претворять проекты в жизнь. Более того, вскоре он стал объектом нападок известного журналиста М.Н. Каткова, который считал Бунге обломком либерализма предшествующего периода, чужеродным элементом в системе «истинно русских людей», которыми себя старался окружить новый император. Сохранилось трогательное заявление Александра III по этому поводу: «Есть господа, которые думают, что они русские, и никто более. Уж не воображают ли они, что я немец или чухонец? Легко им с их балаганным патриотизмом, когда они ни за что не отвечают».
В это же время было предложено уйти в отставку великому князю Константину Николаевичу, стороннику либеральных реформ и активному деятелю в таких сферах, как устройство сельского состояния и высшее законодательство страны. На смену бывшего председателя Государственного совета пришел другой дядя императора Михаил Николаевич, человек несведущий, не интересующийся законодательством и абсолютно не подготовленный к подобной работе. Главой российского флота стал великий князь Алексей Александрович.
Своими действиями Александр III показывал неприятие политики отца и нежелание работать с представителями предшественника. Это не осталось без внимания со стороны старшего поколения Романовых, и уже осенью 1882 г., собравшись в Крыму, великие князья Михаил и Константин Николаевичи отмечали нынешнее «ненормальное положение дел», «ломку» старых порядков, отказ от всего, что было сделано Александром II. Причину этого они видели в детских обидах наследника, недостатке родительского внимания. «Отсюда безотчетное желание переиначить все существующее, хотя бы только для того, чтобы возвратиться к существовавшему когда-то и уже забытому».
Назначения на государственные посты «истинно русских» порой заканчивались провалом. Так, симпатичный Александру III и потому назначенный петербургским градоначальником Н.М. Баранов, оказался плохим администратором и вскоре был выслан подальше от столицы. Недолго продержался на посту министра внутренних дел и Н.П. Игнатьев, ранее завоевав доверие императора своими панславистскими призывами, но обнаружив свое намерение созвать Земский собор в полном соответствии со славянофильской доктриной, тут же был устранен. Тем не менее, за 1881-1882 гг. вокруг Александра III сформировалось основное ядро: обер-прокурор Синода Победоносцев, возращенный новым императором к государственной деятельности Д.А. Толстой, М.Н. Островский и И.Д. Делянов.
Ситуация в обществе в первые годы царствования Александра III разительно изменилась. Современники отмечали, что «…после оживленной поры бесед на политические темы в первые же месяцы после вступления на престол Александра III наступила пора уныния, молчания, страха. Даже высокопоставленные лица опасались сказать лишнее слово». Император, получивший престол в зрелом возрасте, во многом руководствовался личными симпатиями, в то время как необходимо было соразмерять желаемое и возможное, нужное и достижимое, видеть ситуацию в перспективе, выбирать исполнителей, сообразуясь с поставленными задачами. Несомненно, Александр III обладал сильным характером, твердых убеждений и принципов, но важных для государственного деятеля качеств ему не доставало. Именно поэтому прямой и открытый характер царя так часто проявлялся в политических делах: в том случае, когда человеческие качества и убеждения совпадали с целями государственной политики, он имел успех; но там, где были необходимы компромиссы, дальновидность, разносторонность – тут его политика была обречена на провал.
Простота и искренность Александра III была заметна невооруженным глазом в кругу семьи и среди детей. В государственных делах он полагался лишь на собственное мнение и на мнения небольшого круга приближенных лиц. Для составления объективной картины действительности ему не хватало опыта, образования, способностей, но, в то же время, он отказывался созывать Совет Министров, где в его присутствии шло «столкновение мнений». Государственный совет не имел той силы, как в период правления его предшественника, и законы принимались Александром III практически единолично, даже если большинство членов совета проголосовало против утверждения какого-либо из них. Именно так были приняты законопроекты о земских начальниках и судебной контрреформе. Гораздо большим доверием пользовался у Александра III Комитет министров, где можно было легче провести любой закон в силу упрощенной процедуры обсуждения и меньшего количества участников.
Многие исследователи отмечают, что подобная картина наблюдалась и при Николае I, поскольку по своей психологии «хозяина большого поместья, отвечающего за все» они были очень похожи. В этом просматривались свои положительные стороны: Александр III был постоянно в делах, старался вникнуть во все внутренние и внешние проблемы государства, был по-хозяйски бережлив. Хорошо известна история с его штанами, которые ему постоянно чинил слуга. Увидев «большую заплатку» на его рейтузах, министр иностранных дел того времени Н.К. Гире был просто шокирован.
Все это происходило на фоне всеобщего желания использовать ничейные государственные средства в своих целях. В конце 1885 года Бунге делился с Победоносцевым: «Все требуют денег… из государственного казначейства… и для государственных нужд, и для промышленных предприятий, и для собственного благополучия… Если мы берем …с населения более, чем оно может дать, тот понятно, что мы увеличиваем только число просящих милостыню… Рвутся за деньгами и те, которым хочется весело пожить за счет казначейства». Александр III старался экономить за всех, он тяготился разросшейся свитой, расточительностью при дворе, постоянной выдачей орденов по любому поводу. Новый император, дабы уменьшить количество «высочеств» при дворе и сократить расходы на содержание царской фамилии, пошел на изменение утвержденного еще Павлом I закона. Три года ушло на разработку закона, согласно которому титул великих князей сохранялся лишь за детьми и внуками императора, правнуки становились «князьями императорской крови» с сокращением привилегий и выплат. Естественно, закон вызвал недовольство в великокняжеских кругах, но открыто выступить против императора никто не посмел.
Это один из тех законов Александра III, которые показывают, что политику его царствования нельзя оценить как серию реакционных мероприятий. Ряд мероприятий, проведенных императором, являлся развитием реформ 60-х гг. XIX в. К ним относится понижение выкупных платежей, учреждение государственных ипотечных банков, отмена подушной повинности. На этом фоне большим контрастом выглядели законы, вводившие опеку земского начальника над крестьянством, что выглядело как возрождение дореволюционной системы отношений, лишь немного модифицированной. Некоторые реформы и контрреформы Александру III не удалось осуществить: например, попытка преобразовать систему чинопроизводства не дала результата; не смог он сломать и налаженную систему в армии.
Во всех направлениях политики Александр III в первую очередь руководствовался идеей сохранения самодержавия, закрыв, таким образом, возможность конституционного развития России на долгие годы. Поэтому неудивительно, что он настаивал на судебной контрреформе. Немаловажную роль играл и ярко выраженный национализм нового императора, и сословный принцип, проповедуемый им.
Несмотря на твердость и настойчивость, присутствующие в характере Александра III, его решимость обеспечить своей семье и стране покой и процветание, его политика складывалась тяжело и медленно. Он постоянно испытывал недовольство ходом дел и нерасторопностью министров. Отдых он получал в кругу семьи, члены которой обитали в Гатчине или в Аничковом дворце. Петербург он не любил и часто, особенно в летние месяцы, уезжал всей семьей на яхте. Крылатой стала фраза Александра III: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может и подождать!» И все-таки, опасаясь за безопасность своей жизни и жизни родных, он был постоянно окружен усиленной охраной, хоть и не испытывал такого ужаса от покушений, как его отец. Единственным разом, когда покушение могло оказаться успешным, был день 1 марта 1887 года.
Среди внутренних событий крупным бедствием был голод 1891 года, который очень тяжело перенес самодержец, ведь десять лет назад улучшение положения крестьян являлось одной из главных задач, им определенных. Другое бедствие, по мнению специалистов, так и не осознанное императором, — это конфликтные взаимоотношения правительственной политики и российской интеллигенции: запрет на свободу собраний, невозможность создания библиотек и научных обществ, жесткая цензура – все предпринятые им меры буквально загнали в оппозицию всю интеллигенцию страны. Контраст был особенно заметен после периода великих реформ Александра II, когда вся интеллектуальная Россия сочла своим долгом принять участие в преобразованиях.
А вот внешнюю политику Александра III можно назвать успешной: в период его царствования не было ни одной войны, хотя конфликты с другими странами, несомненно, были. Учитывая прямолинейный и твердый характер императора, можно гордиться тем, что он смог избежать вооруженных столкновений с Англией, Австро-Венгрией, Германией. Он самостоятельно занимался межгосударственными делами, делая зачастую весьма откровенные и грубые выпады. Недаром сотрудники МИД постоянно испытывали неловкость от прямоты царя и старались подальше припрятать документы с его резолюциями, грозящими вызвать международный скандал. Однако в качестве противовеса в характере Александра III неизменно присутствовали здравый смысл, неприятие войны и знание ее истинной кровавой цены.
Один из самых горячих почитателей Александра III министр финансов С.Ю. Витте считал, что в конце концов император пришел бы к выводу о необходимости либеральных преобразований. Однако проверить это возможности так и не представилось: в октябре 1894 года после продолжительной болезни Александр III скончался, оставив огромную державу своему старшему сыну, которого считал не готовым (есть в этом некая историческая ирония) к государственной деятельности.
Чернуха В.Г. Александр III //ВИ. 1992. №10. С. 46-65.
Бенуа А.А. Мои воспоминания. Кн. I-III., М., 1990.
Мещерский В.П. Мои воспоминания. Ч. 2. (1865-1881 гг.). 2-е издание. М., 2003.
Милютин Д.А. Дневник. Т.1-2. 1947, 1949.
Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. Т.2. М., 1966.
Перетц Е.А. Дневник (1880-1883). М.-Л., 1927.
Исторический портрет Александра III.
1. Формирование личности Александра III
2. Начало преобразования. Контрреформы.
3. Влияние на внешнюю политику.
4. Итог деятельности.
Формирование личности Александра III
Александр III родился 26.02.1845 г., император с 02.03.1881г., коронован 15.05.1883г., умер 20.10.1894г. и похоронен в Петропавловской крепости. Отец – Александр II (17.04.1818 – 01.03.18881), мать Мария Александровна (Максимилиана Вильгельмина Августа Софья Мария Гессен – Дармштадская).
Александр Александрович ни в детстве, ни в ранней юности не рассчитывал на российскую корону. Законный наследник престола – его старший брат Николай Александрович – скончался на 22-м году от туберкулёза. Александр Александрович был объявлен цесаревичем в 20-м возрасте, т.е. будучи уже вполне сформировавшимся человеком. В 1865 г. будущий император Александр III передвинулся на первое место в престолонаследии. До этого он жил в тени, лишённый внимания двора, и, что особенно злило его даже в зрелом возрасте, внимания своих родителей. Его воспитанием пренебрегли и оно ограничивалось обычным для младших сыновей великих князей семьи Романовых военным образованием, фактически означавшим образование на военном плацу. Это соответствовало его интеллектуальным способностям. Победоносцев, духовный наставник Александра Александровича, относился к воспитанию в духе просвещения по большей мере подозрительно. Да и сам ученик не отличался особыми дарованиями. «Император Александр III ,- писал Витте, - был совершенно обыкновенного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже среднего образования. Недостатки, впрочем, своеобразно возмещались упрямством, а также силою и твёрдостью характера. Эти качества дали о себе знать в первые же месяцы правления.
Несмотря на то, что он был на голову выше всех, на протяжении всей жизни Александр III оставался нерешительным. Чтобы это компенсировать, он при всяком удобном случае демонстрировал свою недюжинную физическую силу. И всё же по единодушному мнению его окружения, он распространял вокруг себя атмосферу бесспорного авторитета, величия и власти.
По желанию умирающего брата Николая Александр женился на его невесте,
несмотря на сильную любовь к другой девушке. Брак оказался удачным. Александр и его жена Мария Софья Фредерика Дагмар Датская (в России Мария Фёдоровна) питали глубокую антипатию к дворцовой жизни и представительским обязанностям. Оба вели прямо-таки мещанскую семейную жизнь, члены семьи были очень близки, родители относились к детям сердечно и принимали большое участие в их жизни.
Вскоре после свадьбы Александр III, согласно статусу наследника, стал приобщаться к государственной деятельности, участвовать в заседания Государственного совета и Комитета Министров. Его первая должность – председатель Особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим – связано с голодом, наступившим в 1868 году вследствие неурожая, чем заслужил симпатии народных масс. Во время Русско – Турецкой войны был назначен командующим Рущунским сорокатысячным отрядом, созданным для охраны тыла действующей армии. Был недоволен таким назначением, т.к. не смог участвовать в боевых действиях.
К своему отцу, несмотря на внешнюю почтительность, находился в явной оппозиции. По характеру он был полной противоположностью отцу и напоминал своего деда Николая I. Он считал, что проводимые реформы нарушили нормальное, спокойное течение русской жизни. Он сомневался даже в целесообразности отмены крепостного права. В свое время либеральный учёный и общественный деятель К.Д. Кавелин был отстранён от должности воспитателя Александра III. На его место заступил ярый монархист К.П. Победоносцев. Наставник Победоносцев всемерно поддерживал его.
Во многом благодаря Александру Победоносцев сделался сенатором и тайным советником, а затем и обер – прокурором Синода.
1 марта 1881года император Александр II был убит бомбой, брошенной одним из «народовольцев» из революционной организации «Земля и Воля» (с А. Желябовым и С. Перовской во главе), которая поставила себе цель и неуклонно и неустанно готовили план цареубийства. После смерти отца новому императору предстояло решать – будет ли он следовать курсом отца или вернётся к политике самодержавия. Сам он склонялся ко второму пути, но, встревоженный розжигом террора, не знал, сможет ли его принять Россия. Победоносцева тревожили колебания Александра: «Нет воли определённой, нет твёрдой руки и ясного разумения».
21 апреля в Гатчине состоялось совещание Совета Министров, на котором обсуждался коренной вопрос – продолжать российские реформы или оберегать незыблемость самодержавия. Большая часть министров – граф Лорис–Меликов, граф Милютин, министр финансов Абаза были уверены, что следует идти по пути, намеченному Александром II.
29 апреля 1881года Победоносцев с одобрения Александра IIIсоставил манифест обращения к народу «для успокоения умов в настоящую минуту», в котором говорилось, что истину самодержавной власти нужно утверждать и сохранять для блага народа от всяких на неё поползновений. После появления манифеста либеральные министры подали в отставку. Однако реакционный курс водворился не сразу. В манифесте наряду с фразой о сохранении неограниченного самодержавия было сказано, что великие реформы минувшего царствования будут не только поддерживаться, но и развиваться дальше. Новый министр внутренних дел, славянофил Н.П. Игнатьев, сохранил практику призыва «сведущих людей» из земских кругов для совместного обсуждения подготовляемых правительством мероприятий, а новый министр Н.Х. Бунге провёл ряд мер для улучшения положения крестьян и положил начало законодательству для охраны рабочих.
Ближайшим советником Александра III в течение всей жизни оставался Победоносцев. Новый государь ценил его ум, образованность и твёрдость убеждений. Победоносцеву удавалось правильно понять и сформулировать то, что уже созрело в душе и уме императора. После апрельского манифеста с колебаниями было покончено. Вообще, отличительной чертой правительственной политики стало ясное понимание поставленных задач и твёрдое проведение их в жизнь. Прежде всего, необходимо было успокоить общество. С сентября 1881года вступило в действие Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия. На некоторых террористов вводились чрезвычайные меры, а генерал – губернаторам и градоначальникам давались особые полномочия. Административные высылки без суда, военные суды, закрытые судебные процессы – стали, по сути, нормой Российской действительности.
Начало преобразования. Контрреформы.
Реакционный курс во внешней политике окончательно восторжествовал лишь в мае 1881году, когда на место Игнатьева министром внутренних дел был назначен Д.А.Толстой, а министром народного просвещения стал И.Д.Делянов.
В 1883 году Александру удалось стабилизировать обстановку в стране – «Народная воля» была разгромлена, крестьяне успокоились, пресса молчала. Император решается на коронацию. Можно было приступать к задуманным реформам. Александр понимал, что в этом вопросе важно соблюдать осторожность и не рубить с плеча. Неумеренные строгости могли вызвать новое возмущение в обществе. В течение следующих десяти лет Александр III терпеливо распутывал, как ему казалось, государственные и общественные отношения.
Особо надо отметить мероприятия в области печати (Карательная цензура) и школы 1882-1894гг. Усилился полицейский надзор за газетами и журналами, сузившие возможности печатного выражения нежелательных с точки зрения правительства взглядов. Либеральные издания закрывались.
Все начальные школы передавались церковному ведомству – Синоду, значительно повышалась плата за обучение, ограничивался приём учеников из малообеспеченных семей. Вдохновителю и главному организатору контрреформ в сфере образования графу И.Д.Делянову, министру народного просвещения с 1882 г., принадлежит и авторство печально знаменитого циркуляра «о кухаркиных детях». В этом документе рекомендовалось ограничить поступление в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одарённых необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат».
В 1884 году был издан новый университетский устав, уничтоживший университетскую автономию: ректоры университетов назначались правительством, которое могло также назначить и уволить профессоров, не считаясь с мнением и рекомендацией советов; программы университетского преподавания должны были утверждаться министерством; особая инспекция была введена для контроля занятий студентов и для надзора за их поведением.
В 1889г. для усиления надзора за крестьянами и изменения их правового статуса были введены должности земских начальников с широкими правами. Они выдвигались из местных дворян – землевладельцев. Был уничтожен мировой суд.
Другой крупной контрреформой было новое положение о земствах 1890г. В 1889 году было издано «Положение о земских участковых начальниках»; его целью было создать «крепкую и близкую народную власть». Земские начальники назначались из местных дворян губернатором, по соглашению с губернским и уездным представителями дворянства, и утверждались министерством внутренних дел. В руках земских начальников соединялась и судебная и административная власть над крестьянами. Его основная идея – усиление сословного дворянского представительства и лишение представительства крестьян.
В этих мероприятиях проявлялся подновленный вариант идеи «официальной народности» - лозунг «православие, самодержавие и дух смирения». Её идеологи М.Н. Катков (редактор Московских ведомостей»), князь В.Мещерский (издатель газеты «Гражданин»), Д.Толстой, К.Победоносцев опустили в формуле Николая I «православие, самодержавие и народ» слово «народ» как опасное, и проповедовали смирения его духа перед самодержавием и церковью, отрицали либеральные реформы и уступки. На практике это направление политики правительства вылилось в стремление укрепить самодержавие, поддержав дворянство страны в качестве его опоры. В манифесте, изданном 1885 году по случаю столетнего юбилея жалованной грамоты дворянству, было высказано пожелание о сохранении дворянством «первенствующего места» в общественной жизни. Тогда же был открыт правительством особый дворянский банк, задачей которого было поддержание дворянского землевладения ссудами на льготных условиях.
В 1892 году было принято тесно связанное выше сказанным Городовое положение, которое усиливало власть городской главы. Избирательного права лишались приказчики и мелкие торговцы, другие малоимущие слои города. Изменению подверглась судебная реформа, были приняты законодательные акты, ограничивающего характера (1887г.)
Административные меры подкреплялись экономической поддержкой помещичьих хозяйств с учётом ситуации в деревне. После реформы одна часть помещиков не могла приспособиться к новой ситуации, распродавала свои земли, разорялась. Другая часть дворян вела хозяйство по старинке, сохраняя для крестьян кабальные условия аренды земли. Третьи же постепенно переходили к новым формам ведения хозяйства. Правительство стремилось поднять цены на помещичью землю. Крестьянский банк (1882г.) скупал её по высокой цене и перепродавал в рассрочку сельским общинам и крестьянам – кулакам по ссуде. В свою очередь Дворянский банк (1885г.) начал субсидировать помещиков на льготных условиях 4,5% годовых по сравнению с 6,5% годовых Крестьянского банка. Им также предоставлялись льготы при взимании налогов. А крестьянам ставились помехи в уходе из деревни в общины, строго наказывались уходившие раньше окончательного срока найма. Всё это поддерживало помещичье землевладение.
Правление Александра III протекало не без попыток улучшить положение низших слоёв, которые предпринимались прежде всего министром финансов Бунге. В 1881году были понижены выкупные платежи с крестьянских надельных земель. В 1882 году он создал Крестьянский поземельный банк, предоставлявший крестьянам ссуды на покупку земли. Между 1883 - 1887гг. бала сначала понижена, а потом вовсе отменена подушная подать для крестьян и таким образом уменьшил налоговое бремя до уровня, который был ниже, чем в любое другое время с момента освобождения крестьян. Все эти меры правительства, полезные сами по себе, не могли поднять общего уровня крестьянского благосостояния. Бедственное состояние крестьянства привлекло к себе всеобщее внимание в 1891 – 92гг., когда в Поволжье от засухи случился неурожай и в результате – голод, на борьбу с которым правительство и общественные круги должны были потратить много усилий и средств. Правительство Александра III было убеждено в необходимости сохранения и поддержки крестьянской поземельной общины. По положению 1861г. крестьяне, внесшие свою долю выкупной суммы, становились « крестьянами – собственниками» и могли распоряжаться своими наделами, т.е. продавать и закладывать их. Однако правительство Александра III «сочло благовременным» «принять меры к ограждению неприкосновенности крестьянского земельного достояния» и законом 1893г. запретило продажу и залог крестьянских надельных земель. Правительство имело сведения, что во многих общинах переделы земли производились часто и беспорядочно, и понимало, что это является серьёзным тормозом на пути к улучшению крестьянского хозяйства, ибо «при подобных условиях у рачительного зажиточного крестьянина исчезало всякое побуждение улучшить отведённые ему полосы». В 1893г. также был издан закон, регулировавший порядок земельных переделов и устанавливавший для общих переделов наименьший срок – 12 лет.
В конце восьмидесятых годов правительство начало быструю, радикальную, форсированную индустриализацию страны. Путём взятия кредитов в Западной Европе активно строились железные дороги. Стимулировалось экономическое развитие страны, и достигались высокие темпы роста промышленности. Эта политика подталкивалась желанием обеспечить России места среди Европейских государств. Но политика ускоренной индустриализации находилась в явном противоречии с попыткой восстановления дворянства, которое в дальнейшем питало революционное движение. На фоне индустриализации создавались новые группы и классы, требовавшие участия в политике и социальных преобразованиях. В 1887г. вместо Н.Х. Бунге министром финансов был назначен И.А. Вышеградский, а в 1892г. пост министра финансов занял С.Ю. Витте, талантливый деятель, с большой инициативой. Витте вполне успешно провёл (в 1897г.) денежную реформу; накопив достаточный золотой запас для обеспечения размена государственных кредитных билетов, он ввёл в России золотую валюту; золотые монеты ходили наравне с кредитными билетами. Для увеличения государственных доходов была введена казённая винная монополия, которая в начале XX века ежегодно давала казне 500 млн. рублей. В 1891г. начато было сооружение великого сибирского пути, который должен был иметь огромное народнохозяйственное и общегосударственное значение. Общая длина железных дорог в России в 1881г. составляла – около 23 тыс. км. Развитие крупной фабрично – заводской промышленности в начальных стадиях сопровождалось в России усиленной эксплуатацией рабочих – тяжёлыми условиями работы и недостаточной оплатой, что, естественно, вызывало недовольство и протесты рабочей массы. В 1884 –85гг.. происходили серьёзные волнения среди фабричных рабочих Московской и Владимировской губерний. Для защиты интересов рабочих правительством Александра III был издан в 1882 – 86гг. ряд фабричных законов, для упорядочения отношений между фабрикантами и рабочими были введены обязательные расчётные книжки, причём фабриканты обязаны были производить оплату причитающихся рабочим заработков наличными деньгами (а не продуктами); запрещена была фабричная работа малолетних, а также ночная работа несовершеннолетних (до 17 лет) и женщин; подростки от 12 до 15 лет не могли работать больше 8 часов. Бунге создал для контроля за их исполнением фабричную инспекцию, которая была не очень действенной.
Помимо усиления правительственной власти внутри государства правительство Александра III принимало ряд мер для русификации окраин. В Прибалтийском крае правительство решило бороться с германизацией: в 1885 г. всем присутственным местам и должностным лицам велено было вести делопроизводство и переписку на русском языке; в 1887 г. было велено вести преподавание на русском языке в средних учебных заведениях; в 1893 г. Дерптский университет был переименован в Юрьевский и началась постепенная замена немецкого преподавательского состава русским; вместо судей, избираемых местным дворянством, были введены мировые судьи, назначаемые правительством. В управлении Кавказским краем правительство также стремилось к «объединению с прочими частями империи». Ряд мер был принят против евреев: черта еврейской оседлости была сокращена, и в пределах черты евреям было запрещено селиться вне городов и местечек; в 1887г. была введено для еврейских детей процентная норма в учебных заведениях.
Александр был очень набожным. Он твёрдо держался православных канонов. Охотно жертвовал на монастыри, на постройку новых храмов и восстановление древних. При нём заметно оживилась церковная жизнь.
Влияние на внешнюю политику.
Внешняя политика Александра III первоначально удерживалась на линии традиционной дружбы с Германией. Между тем Германия искала себе союзников: в 1879 г. она заключила союз с Австро – Венгрией, а в 1882 году был заключён «тройственный союз» этих держав с Италией. Однако в то же время в 1881г. был заключён (и в 1884 г. возобновлён на 3 года) «союз трёх императоров» - русского, германского и австрийского. В конце 1886 –начале 1887 года снова обострились отношения между Францией и Германией. Создавалась угроза франко – германской войны. В этой обстановке Германия стала искать пути для сближения с Россией. Однако русская дипломатия уклонялась от подписания предложенного Германией договора, поскольку это ускорило бы развязывание войны против Франции и могло привести к установлению Германской гегемонии в Европе. В Германии поднялась ожесточённая кампания за новое повышение пошлин на русский экспорт. Царское правительство было вынуждено в июне 1887 г. подписать секретный договор с Германией, предусматривавший обоюдный нейтралитет. Секретный «договор о перестраховке», по которому обе стороны обещали друг другу нейтралитет в случае нападения на одну из них с третьей стороны; но этот договор не был возобновлён в 1990 г. В Германии в 1888 г. вступил на престол воинствующий император Вильгельм II, старый канцлер Бисмарк, проводивший политику дружбы с Россией, вышел в отставку, и между германским правительством и правительством Александра III произошло явное охлаждение. Германия начала ожесточённую таможенную войну против России. В ответ на это царское правительство начало сближение с Францией, которая предоставляла России крупные займы. Французский капитал устремился в русские железнодорожные компании, в металлургическую, угольную и машиностроительную промышленность.
Дипломатическое положение России на Балканах также было в это время незавидным. Румыния, недовольная уступкой в 1878 г. Бесарабии в пользу России, находилась в союзе с Австрией и Германией; Сербия и Болгария также находились под влиянием Австрии; с Болгарией (точнее, с князем болгарским Фердинандом Кобургским) Александр III порвал дипломатические отношения. При таких условиях понятно, что в 1889 г. Александр III провозгласил свой известный тост за «единственного друга России, князя Николая Черногорского». Конечно, черногорская дружба была для России недостаточной гарантией европейского равновесия против преобладания двух немецких держав, и поэтому политика Александра III естественно склонилась в сторону сближения с Францией, с которой в 1892 г. был заключён тайный оборонительный союз, дополненный военной конвенцией, Она предусматривала совместные оборонительные действия в случае нападения держав «Тройственного союза» на одну из сторон. Франко – русский союз заложил основу Атланты. В 1895 г. сообщение о заключении франко – русского союза было опубликовано. Впервые в мировой истории началось экономическое и военно–политическое противостояние устойчивых группировок великих держав. Неизбежным итогом должна была стать мировая война.
Продвижение России на Средней Азии вызывало активное противодействие Англии. Присоединение Мерва побудило Англию под предлогом защиты интересов Афганистана, якобы ущемлённых изменением статуса Мерва, открыто выступить против России. Как отмечал В.И. Ленин, «Россия была на волоске от войны с Англией из-за дележа добычи в средней азии…» Афганский эмир, находившийся в полной зависимости от Англии и подстрекаемый ею, предъявил претензии на туркменские земли. В район Кушки в 1885 г. были стянуты афганские войска, вступившие в борьбу с расположенными там русскими отрядами. Несмотря на численное превосходство афганцев, которыми руководили английские офицеры, русские заставили их покинуть Кушку и отступить. Афганистан предложил России начать переговоры, которые и проводились в Лондоне. В сентябре 1885 г. была достигнута русско–английская договорённость об определении северо – западной границы Афганистана, а в 1887 г. подписан окончательный протокол, по которому устанавливалась русско–афганская граница. Россия подтвердила своё обещание не вмешиваться во внутренние дела Афганистана.
Итог деятельности
Во второй половине XIX в. происходили значительные изменения в быту. Развивались городское коммунальное хозяйство. Мостились улицы (обычно булыжником), улучшалось их освещение – керосиновые, газовые фонари. В начале 80-х годов в городах России появился телефон, к концу XIX в. почти все значительные города имели телефонные линии. Рост населения больших городов вызвал постройку конных железных дорог. Первый трамвай в России пошёл в Киеве в 1892г., второй в Казани, третий в Нижнем Новгороде. В 1890-е годы Россия по темпам промышленного роста занимала первое место в мире.
Попытка Александра III «заморозить» реформаторские тенденции и настроения в России привела к трагическим последствиям, как для власти, так и для общества. Либеральная интеллигенция всё более сближалась с революционерами, тогда как влияние консерваторов в правительственном лагере возрастало.
Когда Александр III посетил Москву, Б.Н.Чичерин, избранный городской головой, произнёс речь, в которой заявил, обращаясь к императору: «Старая России была крепостной, и все материалы здания были страдательными орудиями в руках мастера; нынешняя Россия свободная, а от свободных людей требуется собственная инициатива и самодеятельность. Без общественной самодеятельности все преобразования прошедшего царствования не имеют смысла». Император выслушал речь и вскоре потребовал отставки Чичерина.
Александр III посчитал старого либерала опасным смутьяном и не пожелал прислушаться к его пророчеству: «Нынешняя социал-демократия с её широко распространённой организацией, с её независимостью к высшим классам, с её стремлением к разрушению всего существующего общественного строя неизбежно ведёт к диктатуре». Имелась в виду замена монархии властью революционных диктаторов.
Представителям российского либерализма XIX в. гораздо чаще доводилось критиковать действия властей, чем активно участвовать в политике. Даже наиболее либерально настроенные самодержавцы (такие, как Александр II) с опаской привлекали их к государственным делам. В результате сами либералы стали видеть в себе прежде всего носителей знания, теоретиков, призванных путём пропаганды своих идей разрушить вековые устои российского деспотизма.
Конечно, российские либералы не бросали бомб в царские кареты и не стреляли из браунингов в жандармов. Но большинство из них на страницах печати, в университетах, в залах суда и в частных разговорах оправдывали, хотя и с оговорками, «крайности революционной борьбы». Религия и национальные традиции в глазах либеральной общественности выглядели препятствием на пути прогрессивного развития и подлежали моральному осуждению и забвению.
Либеральное движение не смягчило остроту общественных и политических противоречий в стране, и невольно обострило борьбу между реакцией и революцией, становясь на сторону последней. Грядущая революционная буря смела не только консерваторов, но и самих либералов.
Слабость и колебания российского либерализма, недоверие власти к нему во многом предопределили революционные катаклизмы, обрушившиеся на Россию именно в начале XX века.
Все мероприятия, проводимые в противовес предыдущим реформам, обладали одной общей ярко выраженной чертой. Государство, построенное по принципу пирамиды, вершиной которой является императорский трон, стремилось ничего не оставлять вне своего контроля. Отсюда и всегдашнее стремление властей повсюду иметь за всем следящего и всем руководящего «государева человека», чиновника – будь то губернатор, земский начальник, цензор или попечитель учебного округа. Это стало итогом развития самодержавной государственности, достигшей при Александре III своей вершины.
Проводимые в «жизненных интересах народа», контрреформы оказались бессильными перед самим течение жизни: она брала своё. Земская контрреформа не остановила земского движения, но настроила значительную часть земцев против самодержавия. Увеличенный избирательный ценз при проведении городской контрреформы стал ещё одним из стимулов для деловых людей, чтобы задуматься о повышении уровня своих доходов. Это в свою очередь способствовало развитию городской экономики, усилению городской буржуазии, требующей от самодержавия предоставления ей всё новых и новых прав.
Контрреформы в сфере образования также дали результат, прямо противоположный ожидаемому: в университетах усилился дух свободомыслия. Не имели успеха и мероприятия правительства в области печати: количество изданий в России год от года увеличивалось. Росло и число желающих «тиснуть» где-нибудь свою статейку – за всем не уследишь, как бы не мечтали об этом сторонники российской державности.
Реальные итоги контрреформ в полной мере дали знать о себе тяжелейшими социальными потрясениями в начале XX в. Однако в последние годы XIX в., на исходе царствования главного «контрреформатора» Александра II, власти предержащие могли быть довольны: основные цели, намеченные в царском манифесте 1881г., казались достигнутыми или близкими к достижению. Самодержавие находилось в зените, территория империи увеличивалась за счёт завершившегося присоединения среднеазиатских земель, международные положение России упрочилось, а внутренний мир, пусть и призрачный, всё же поддерживался. И лишь два крупных события омрачили последние годы царствования Александра Ш. Они приподняли завесу над реальным положением вещей в империи. Неурожай и голод 1891 г., а также последовавшая вскоре эпидемия холеры обнаружили неспособность государства справляться с результатами стихийных бедствий, страшную и безысходную нищету народа.
Однако тишину и спокойствие уходящего века не означали молчания, некоего исторического провала, упадка. Жизнь вопреки диктуемым правилам продолжалась, заставляя каждого совершать собственный, неповторимый выбор. Прислушаться к тишине этой эпохи стоит хотя бы потому, что именно в последние десятилетия XIX столетия росли и воспитывались люди, которые в недалёком будущем станут вершителями судеб России.
Титульный лист
Контрольная работа
по истории
Тема: «Исторический портрет Александра III»
Студент: Антипова О.Л.
Факультет ЭМ и Ф, группа Э-115
Заочное отделение ВМФ
Преподаватель: Конаков Т.С.
г. Уфа 2002г.
Используемая литература.
1. История России: XX век. Под редакцией Б.В. Лигмана.
2. Россия под скипетром Романовых. М. 1990г.
3. Обзор русской истории. С.Г. Пушкарёв. Изд. «Наука», 1991г.
4. Энциклопедия по истории для детей.
5. Большая советская энциклопедия. Москва, 1970г.
Странно было смотреть на этого высокого, широкоплечего тридцатишестилетнего человека, который казался каким-то огромным ребенком, испуганным и растерявшимся. То, что происходило тогда в этой хорошо ему известной комнате, было непонятно и дико: непонятны были врачи, эти чужие люди с засученными рукавами, которые расхаживали по комнате, как у себя дома; непонятно было, почему княгиня Екатерина Михайловна в ужасе бормочет какие-то отрывочные французские фразы. А главное, непонятен был отец, который лежал почему-то на полу и смотрел еще живыми глазами, не произнося ни единого слова… Да полно - отец ли это? Кровавая полоса на лице изменила знакомые черты, и в этом изуродованном, безногом и жалком существе нельзя было узнать высокого и бравого старика.
Странно, что Сергей Петрович Боткин называет это окровавленное тело "его величеством".
Не прикажете ли, ваше высочество, продлить на час жизнь его величества? Это возможно, если впрыскивать камфору и еще…
А надежды нет никакой?
Никакой, ваше величество…
Тогда цесаревич приказал камердинеру Трубицыну вынуть из-под спины государя кем-то подложенные подушки. Глаза раненого остановились. Он захрипел и умер. Государева собака Милорд жалобно заскулила, ползая около окровавленного тела императора.
Надо бежать из этого ужасного Зимнего дворца, где каждый лакей, каждый истопник может быть агентом загадочного и неуловимого Исполнительного комитета. Надо бежать в Гатчину. Там дворец Павла - как вобановская крепость. Там рвы и башни. Там в царский кабинет ведут потаенные лестницы. Там есть подземная тюрьма и люк. Через него можно бросить в воду злодея, прямо на острые камни, где ждет его смерть.
Аничков дворец тоже не надежен. Но его можно обезопасить. Вокруг него будет вырыта подземная галерея с электрическими приборами. Эти зловещие кроты революционеры погибнут, ежели им опять вздумается готовить подкоп.
И Александр III уехал в Гатчину и заперся в ней.
Третьего марта он получил письмо от Константина Петровича. "Не могу успокоиться от страшного потрясения, - писал Победоносцев. - Думая об вас в эти минуты, на кровавом пороге, через который Богу угодно провести вас в новую судьбу вашу, вся душа моя трепещет за вас - страхом неведомого грядущего на вас и на Россию, страхом великого несказанного бремени, которое на вас ложится. Любя вас, как человека, хотелось бы, как человека, спасти вас от тяготы в привольную жизнь; но на это нет силы человеческой, ибо так благоволил Бог. Его была святая воля, чтобы вы для этой судьбы родились на свет и чтобы брат ваш возлюбленный, отходя к нему, указал вам на земле свое место".
Александр вспомнил, как шестнадцать лет назад умирал брат Николай. На шестой неделе поста, в апреле, стало ясно, что наследнику не суждено жить. А до той поры Александру и в голову не приходило, что надо царствовать. Он мечтал о тихой и привольной жизни. И вдруг все переменилось. Он вспомнил, как пришел к нему милейший Я. К. Грот, его учитель, и стал утешать, а он, Александр, неожиданно для себя самого сказал: "Нет, я уж вижу, что нет надежды: все придворные начали за мной ухаживать". Сказав это, он пришел в ужас, впервые представив себе ясно, что ему придется быть царем. Но ведь он совсем не готов к престолу. Он худо учился и ничего не знает. Правда, кроме Я. К. Грота, были у него и другие учителя: ему читал курс истории С. М. Соловьев, право - К. П. Победоносцев, стратегию - генерал М. И. Драгомиров. Но он лениво я беспечно их слушал, вовсе не думая о Престоле, об ответственности перед Россией и миром.
Теперь уж поздно учиться. А ведь как надо знать историю, например, чтобы разбираться в политике, чтобы уразуметь смысл этой мировой драмы, такой жестокой и мрачной. Что ж! Придется искать людей, прислушиваться к тому, что говорят более опытные и знающие, чем он. Кому довериться? Неужто графу Лорис-Меликову? Он вспомнил армянский нос и простодушные глаза этого так хорошо ему известного Михаила Тариеловича, и чувство раздражения и гнева шевельнулось в сердце. Не уберег отца. Одновременно с письмом Победоносцева получена записка от Лорис-Меликова: "Квартира, из которой 1 марта были выданы двумя злодеями снаряды, употребленные ими в дело, открыта сегодня перед рассветом. Хозяин квартиры застрелился, жившая с ним молодая женщина арестована. Найдены два метательные снаряда и прокламация по поводу последнего преступления, при сем представляемая".
Александр прочитал прокламацию. "Два года усилий и тяжелых жертв увенчались успехом. Отныне вся Россия может убедиться, что настойчивое и упорное ведение борьбы способно сломить даже вековой деспотизм Романовых. Исполнительный комитет считает необходимым снова напомнить во всеуслышание, что он неоднократно предостерегал ныне умершего тирана, неоднократно увещевал его покончить свое человекоубийственное самоуправство и возвратить России ее естественные права…"
Александру был непонятен этот язык. В чем дело? Эти люди называют отца "тираном". Почему? Разве он не освободил крестьян, не реформировал суд, не дал земского самоуправления? Чего они еще хотят? Почему эти люди так нетерпеливы? Они недовольны тем, что покойный отец не спешил дать конституцию? Они не понимают, как все это сложно и трудно. И они сами мешали реформам. Зачем Каракозов стрелял в отца в 1866 году или Березовский в Париже в 1867-м? Зачем? Отца травили, как зверя. Возможно ли думать о реформах, когда приходится выезжать из дворца о казаками и ждать на каждом шагу убийц?
Михаил Тариелович убедил, однако, его, цесаревича, что необходимо привлечь к обсуждению государственных дел земских людей. Александр Александрович поверил графу, что так надо. Вот целая пачка писем. Примерно с февраля прошлого года Михаил Тариелович переписывался с ним, наследником, по вопросу о законосовещательном учреждении. И отец соглашался на это. Утром 1 марта, в день смерти, он подписал "конституцию". С точки зрения этих революционеров реформа Лорис-Меликова, быть может, еще не "конституция". Но ведь нельзя же все сразу. Он, Александр Александрович, худо знает историю, но эти бомбометатели, кажется, знают ее хуже, чем он. О каких таких "естественных правах" России говорит сочинитель этой ребяческой прокламации? Послушал бы он лекции Константина Петровича Победоносцева о "праве" или рассуждения С. М. Соловьева об истории, тогда, вероятно, он не так бы развязно написал свою прокламацию.
Впрочем, все это спорно и трудно, а вот одно ясно, что отец растерзан бомбой, что оп уже никогда не улыбнется и не пошутит, как он улыбался и шутил. Забыть бы теперь о государственных делах, никого не принимать, запереться здесь, в Гатчине, припомнить детство, юность, отношения с отцом… Хочется забыть все обиды, оскорбительные связи отца с разными женщинами и этот роман с неумной княжной Долгорукой, тянувшийся шестнадцать лет… Но нельзя думать о своем частном семейном даже в этот час утраты. Что же делать? Неужели опубликовать подписанную отцом "конституцию"? Год тому назад цесаревич, а теперь император всероссийский, Александр III, узнав о том, что отец одобрил либеральную программу Лорис-Меликова, писал министру: "Слава Богу! Не могу выразить, как я рад, что государь так милостиво и с таким доверием принял вашу записку, любезный Михаил Тариелович. С огромным удовольствием и радостью прочел все пометки государя; теперь смело можно идти вперед и спокойно и настойчиво проводить вашу программу на счастье дорогой родины и на несчастье господ министров, которых, наверно, сильно покоробит эта программа и решение государя, - да Бог с ними! Поздравляю от души, и дай Бог хорошее начало вести постоянно все дальше и дальше и чтобы и впредь государь оказывал вам то же доверие".
Это было написано 12 апреля 1880 года, и вот шли недели, месяцы, а дело не двигалось вперед, потому что благонамеренному Михаилу Тариеловичу приходилось неоднократно докладывать царю и наследнику об арестах и покушениях, об агентурных сведениях, об охране - и все это мешало действовать, и Лорис-Меликов не решался представить окончательный проект своей "конституции".
"Дело нигилистов, - писал он наследнику 31 июля 1880 года, - находится в том же положении, в каком оно было во время недавнего пребывания вашего высочества в Царском. Активных действий, за исключением одного случая, хотя и не проявляется, но самое это затишье побуждает нас усугублять надзор. Недавно произведено в Петербурге четыре весьма важных ареста. Одна из задержанных - дочь отставного гвардейского ротмистра Дурново… В схваченных у Дурново бумагах имеется указание на отправленный с нею печатный станок… При ней же найден устав федерального общества "Земля и воля"… Второй арестованный, Захарченко, взят на Литейном, вместе с гражданской женой, еврейкой Рубанчик. Захарченко сознался уже, что работал в подкопе…" и т. д. и т. д.
Все эти сообщения сыпались как из рога изобилия, и Михаил Тариелович не решался возобновить с царем разговор о вызове земских деятелей для участия в государственных делах.
А между тем повсюду распространялись листки "Народной воли". "Один экземпляр листка, - писал Лорис-Меликов, - решаюсь препроводить к вашему высочеству, несмотря на то что вся вторая половина его посвящена самому непристойному глумлению надо мной. Не знаю, дошло ли до сведения вашего высочества, что Гольденберг на прошлой неделе повесился в своей камере в Петропавловской крепости, оставив обширные записки о причинах, побудивших его к самоубийству. Вся прошлая неделя замечательна тем, что независимо от Гольденберга в Петропавловской крепости и в доме предварительного заключения было три покушения на самоубийство. Студент Броневский повесился было на простыне, но был снят в самом начале покушения. Хищинский отравился раствором фосфора и приведен в чувство своевременно поданным медицинским пособием, наконец, Малиновская, осужденная в каторжные работы, пыталась два раза лишить себя жизни, но была вовремя предупреждена. Я коснулся этих явлений, так как они приводят к прискорбному заключению, что на исцеление людей, заразившихся социальными идеями, не только трудно, но и невозможно рассчитывать. Фанатизм их превосходит всякое вероятие; ложные учения, которыми они проникнуты, возведены у них в верования, способные довести их до полного самопожертвования и даже до своего рода мученичества".
Итак, враг непримирим. И если прав Михаил Тариелович и революционеры в самом деле готовы на все, даже на мученичество, то какие же уступки могут успокоить и удовлетворить этих людей? Не очевидно ли, что нигилисты мечтают о чем-то более серьезном и окончательном, чем приглашение земских деятелей на петербургские совещания? "Конституция" Михаила Тариеловича покажется им, пожалуй, жалкой подачкой, и она послужит им поводом для новых выступлений. Не надо ли сначала изничтожить этих врагов порядка и законности, а потом уж думать о народном представительстве? Лорис-Меликов, конечно, - почтенный, умный и благонамеренный человек, но он как будто смотрит несколько свысока на него, цесаревича. Вот Константин Петрович Победоносцев не глупее Лорис-Меликова, а что до образованности, то Михаилу Тариеловичу трудно с ним соперничать, и все же у этого старого учителя Александра Александровича не только нет высокомерия, а даже чувствуется почтительность верноподданного. На Константина Петровича можно положиться. Этот не выдаст. А он, кажется, не сочувствует планам Лорис-Меликова.
И вот наступило страшное 1 марта. Через три дня Лорис-Меликов писал императору: "Сегодня в два часа пополудни на Малой Садовой открыт подкоп из дома графа Мендена из сырной лавки. Предполагается, что в подкопе установлена уже батарея. К осмотру экспертами будет приступлено. Пока обнаружено, что вынутая земля скрывалась в турецком диване и бочках. Лавка эта была осматриваема полицией до 19 февраля вследствие подозрений, которые навлекли на себя недавно прибывшие в столицу хозяин лавки крестьянин Кобозев и его жена; но при осмотре ничего в то время не было обнаружено".
Как же так "не обнаружено"? Нет, худо, значит, охраняли особу государя! А ведь за это, в сущности, отвечать должен граф Михаил Тариелович…
Шестого марта Александр Александрович получил от Победоносцева длинное письмо. "Измучила меня тревога, - писал он. - Сам не смею явиться к вам, чтобы не беспокоить, ибо вы стали на великую высоту. …Час страшный, и время не терпит. Или теперь спасать Россию и себя, или никогда! Если будут вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступать так называемому общественному мнению, - о, ради Бога, не верьте, ваше величество, не слушайте. Это будет гибель России и ваша, это ясно для меня как день. Безопасность ваша этим не оградится, а еще уменьшится. Безумные злодеи, погубившие родителя вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ними на живот и на смерть, железом и кровью". Такое письмо страшно было читать. Вокруг трона, оказывается, одни лишь "дряблые евнухи…". "Последняя история с подкопом приводит в ярость народное чувство…" Народ будто бы видит в этом измену. Он требует, чтобы виновные были изгнаны… Изменников надо прогнать. И прежде всего графа Лорис-Меликова. "Он фокусник и может еще играть в двойную игру".
А между тем на 8 марта в два часа пополудни назначено было заседание Совета министров. На этом заседании должна была решиться судьба "конституции" Лорис-Меликова. К указанному часу министры и некоторые приглашенные собрались в малахитовой комнате Зимнего дворца. Ровно в два часа вышел Александр III и, стоя у двери, пожимал всем руки, когда участники Совета проходили мимо него в залу заседания. Вокруг стола, покрытого малиновым сукном, стояло двадцать пять кресел. Из них пустовало только одно: не приехал на заседание великий князь Николай Николаевич… Еще будучи наследником, Александр Александрович писал про этого своего дядю Лорис-Меликову: "Если Николай Николаевич не был бы просто глуп, я бы прямо назвал его подлецом". У них были свои счеты, как известно. Посреди стола, спиною к окнам, обращенным на Неву, сел царь. Против него поместился Лорис-Меликов.
Началось заседание. Александр Александрович, как будто несколько смущаясь и неловко поворачивая в тесном для него кресле свое огромное и грузное тело, объявил, что присутствующие собрались для обсуждения одного вопроса, в высшей степени важного. "Граф Лорис-Меликов, - сказал он, докладывал покойному государю о необходимости созвать представителей от земства и городов. Мысль эта в общих чертах была одобрена покойным моим отцом… Однако вопрос не следует считать предрешенным, так как покойный батюшка хотел прежде окончательного утверждения проекта созвать для рассмотрения его Совет министров".
Затем царь предложил Лорис-Меликову прочесть его записку. Она была составлена до 1 марта, и в том месте, где говорилось об успехах, достигнутых примирительной политикой по отношению к обществу, царь прервал чтение.
Кажется, мы заблуждались, - сказал он и густо покраснел, встретив рысий взгляд Победоносцева, который сидел рядом с Лорис-Меликовым.
После докладной записки первым заговорил почти девяностолетний граф Строганов. Шамкая и брызгая слюной, он говорил о том, что, ежели пройдет проект министра внутренних дел, власть окажется в руках "разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде… Путь, предлагаемый министром, ведет прямо к конституции, которой я не желаю ни для государя, ни для России…".
Повернувшись в кресле, так что оно затрещало, Александр Александрович сказал угрюмо:
Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции.
Вторым говорил граф Валуев. Он старался объяснить, что проект Лорис-Меликова очень далек от настоящей конституции и что следует его принять безотлагательно, удовлетворяя тем справедливое притязание общества.
Потом говорил Милютин. По его мнению, предложенная мера решительно необходима. Несчастный выстрел Каракозова помешал делу реформ, и разлад между правительством и обществом слишком опасен. Надо выразить обществу внимание и доверие, пригласив депутатов для государственного совещания. Весть о предполагаемых новых мерах проникла и за границу…
Тогда Александр Александрович перебил министра: - Да, но император Вильгельм, до которого дошел слух о том, будто бы батюшка хочет дать России конституцию, умолял его в собственноручном письме не делать этого…
Тщетно Милютин, продолжая речь, старался доказать, что в проекте нет и тени конституции, царь смотрел на него недоверчивыми, непонимающими глазами.
Выступил министр почт Маков. Этот не поскупился на такие верноподданнические восклицания, что даже сам Александр Александрович замотал головой, как будто его душил галстук.
Министр финансов Абаза, раздраженный лакейством Макова, не без горячности поддерживал лорис-меликовский проект, уверяя царя, что самодержавие останется незыблемым, несмотря ни на что.
Тогда выступил Лорис-Меликов. Он очень понимает, как трудно идти навстречу пожеланиям общества в дни таких испытаний и потрясений, но другого нет выхода. Он, Лорис-Меликов, сознает свою вину перед Россией, потому что он не уберег государя, но, видит Бог, он служил ему всей душой и всеми силами. OR просил об отставке, но его величеству не угодно было уволить его, Лорис-Меликова…
Александр кивнул головою:
Я знал, что вы, Михаил Тариелович, сделали все, что могли.
Теперь очередь дошла до Победоносцева. Он был белый как полотно. Бескровными губами, задыхаясь от волнения, он произносил речь, как заклятия. Он в отчаянии. Когда-то польские патриоты кричали о гибели родины - "Finis Poloniae!". Теперь, кажется, приходится нам, русским, кричать - "Finis Russiae!" - "Конец России!". Проект министра дышит фальшью. Явно, что хотят внести конституцию, не произнося страшного слова. Почему депутаты будут выражать действительное мнение страны? Почему? Все это ложь и обман…
Да, - сказал государь, - я то же думаю. В Дании мне говорили министры, что депутаты, заседающие в палате, не могут считаться выразителями действительных народных потребностей.
Победоносцев выпил стакан воды и продолжал:
Нам предлагают устроить говорильню вроде французских "Etats generaux". Но у нас и так слишком много этих говорилен - земские, городские, судебные… Все болтают, и никто не работает. Хотят устроить всероссийскую верховную говорильню. И теперь, когда по ту сторону Невы, рукой подать отсюда, лежит в Петропавловском соборе еще не погребенный прах благодушного царя, который среди бела дня растерзан русскими людьми, нам решаются говорить об ограничении самодержавия! Мы должны сейчас не о конституции говорить, а каяться всенародно, что не сумели охранить праведника. На нас всех лежит клеймо несмываемого позора…
У Александра Александровича опухли глаза, и он пробормотал:
Сущая правда. Мы все виноваты. Я первый обвиняю себя.
Победоносцев замолчал. Заговорил Абаза:
Речь Константина Петровича - мрачный обвинительный акт против царствования покойного императора. Справедливо ли это? Цареубийство - вовсе не плод либеральной политики, как думает Константин Петрович. Террор болезнь века, и в этом неповинно правительство Александра Второго. Разве не стреляли недавно в германского императора, не покушались убить короля итальянского и других государей? Разве на днях не было сделано в Лондоне покушение взорвать на воздух помещение лорд-мэра?
После Абазы говорили Д. М. Сольский, К. П. Посьет, князь С. И. Урусов, А. А. Сабуров, Д. Н. Набоков, принц П. Г. Ольденбургский, великий князь Константин Николаевич, великий князь Владимир Александрович, но дело было решено. Проект сдали в комиссию. Победоносцев похоронил конституцию. Песенка Лорис-Меликова была спета.
II
Александр Александрович уехал в Гатчину. Жить здесь было невесело. Почти каждый день приходили записки от Лорис-Меликова с сообщениями о допросах арестованных, о новых арестах, о новых предполагавшихся покушениях и заговорах… А тут еще хлопоты с княгиней Юрьевской, которая пристает с деньгами, с покупкой для нее какого-то дома. А потом опять аресты и опять предупреждения, что нельзя выезжать из Гатчины или, напротив того, надо поскорее оттуда выехать, но только не в тот час, какой назначен, а в другой, чтобы обмануть каких-то бомбометателей, которые мерещились всюду жандармам, потерявшим голову.
Одиннадцатого марта пришло письмо Победоносцева. "Именно в эти дни, писал он, - нет предосторожности, излишней для вас. Ради бога, примите во внимание нижеследующее: 1) Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою дверь - не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной. Доверенный человек должен внимательно смотреть за замками и наблюдать, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты. 2) Непременно наблюдать каждый вечер, перед сном, целы ли проводники звонков. Их легко можно подрезать. 3) Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, все ли в порядке. 4) Один из ваших адъютантов должен бы был ночевать вблизи от вас, в этих же комнатах. 5) Все ли надежны люди, состоящие при вашем величестве. Если кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его…"
И так далее. От этих утомительных верноподданнических предупреждений становилось тошно и стыдно, но приходилось в самом деле запирать двери, опасаясь неведомого врага, подозрительно оглядывать лакеев, которые тоже смущались и отворачивались, понимая, что им не верит государь. Все это было очень мучительно и трудно.
В эти дни прошла перед Александром Александровичем вся его жизнь. Так припоминаешь юность, молодость, все былое, когда сидишь в одиночной тюрьме и не знаешь будущего. По ночам Александр Александрович худо спал. Ворочался на своей постели, которая трещала под грузным телом императора. Иногда становилось невмоготу, и царь спускал босые огромные ноги на пол, садился на постель, а кровать почему-то стояла у стены со сводом, и приходилось нагибаться, чтобы не разбить головы: совсем как в тюрьме. Но Александру Александровичу нравилось, что в комнате тесно. Он не любил просторных комнат, ему было не по себе в больших залах, он боялся пространства. В комнате много было мебели, и негде было повернуться. Умывальник стоял рядом с книжной полкой, и умываться было неудобно, но царь рассердился, когда камердинер хотел убрать лишние кресла.
В бессонные ночи припоминалось прошлое. Прежде было жить легче и приятнее, - тогда ведь он не был! царем, - но и в те дни было, немало скорбей, однако иногда припоминались какие-то мелочи и глупости.
Вот, например, вспомнилась почему-то поездка в Москву в 1861 году, когда ему было шестнадцать лет и он не помышлял о царстве. Его и брата Владимира повезли в коляске на Воробьевы горы; там их окружили молоденькие торговки с вишнями; Володя очень мило с ними шутил, а он, Саша, конфузился и дичился, хотя ему тоже хотелось поболтать с этими миловидными хохотуньями, совсем не похожими на девиц, каких он видел во дворцах. Володя потом трунил над ним. В семье звали Сашу то "мопсом", то "бычком".
Потом вспомнился этот ужасный 1865 год, когда в Ницце умер брат Николай и он, Саша, сделался наследником престола. На следующий год в июне пришлось ехать в Фреденсборг. Датская принцесса Дагмара, невеста покойного брата, стала теперь его невестой. Сначала он дичился короля Христиана и его дочери, совсем как пять лет тому назад торговок с вишнями на Воробьевых горах, а потом привык, и ему даже нравилась эта семья, скромная и буржуазная, где все были расчетливы и не сорили деньгами, как в Петербурге. После свадьбы с Дагмарой, которая, приняв православие, сделалась Марией Федоровной, он поселился в Аничковой дворце, и можно было бы зажить спокойной и мирной жизнью. Но столица Российской империи не похожа на провинциальный Фреденсборг. Какая-то жуткая, тревожная и тайная жизнь чувствовалась за великолепными декорациями Петербурга. После каракозовского выстрела 4 апреля 1860 года все стало как будто непрочным и зловещим. Катков намекал в своей газете, что к каракозовскому делу причастен великий князь Константин Николаевич.
Но были и приятные воспоминания. Вот, например, как было хорошо в весенние дни в Царском Селе, когда граф Олсуфьев, генерал Половцов, принц Ольденбургский и еще два-три человека составляли маленький оркестр. Александр Александрович сначала играл на корнете, а потом, когда оркестр увеличился, заказал себе огромный медный геликон. Сбросив сюртук, наследник влезал головой в инструмент, клал трубу на плечо и добросовестно дул в медь, исполняя партию самого низкого баса. Иногда эти концерты устраивались в Петербурге, в помещении Морского музея, в здании Адмиралтейства. Огромный геликон цесаревичи гудел дико и заглушал все остальные басы. Было весело пить чай с. калачами после этих музыкальных упражнений.
Припоминалось и другое - мрачное и стыдное. Вот, например, в 1870 году эта история с штабным офицером, шведом по происхождению… Александр Александрович так однажды рассердился на этого шведа, что непристойно изругал его, а он имел глупость прислать письмо, требуя от него, цесаревича, извинений и угрожая самоубийством, ежели извинения не последует. И что же! Этот офицер действительно пустил себе пулю в лоб. Покойный государь, разгневанный, приказал Александру Александровичу идти за гробом этого офицера, и пришлось идти. А это было страшно, мучительно и стыдно…
А потом опять - приятное: семья, дети, домашний уют… Он делился тогда своими чувствами с Константином Петровичем Победоносцевым: "Рождение есть самая радостная минута жизни, и описать ее невозможно, потому что это совершенно особое чувство, которое", не похоже ни на какое другое".
Государственными делами тогда приходилось заниматься мало, и Александр Александрович, краснея, вспоминал, что он не прочь был полиберальничать. В отце он замечал черты самоуправца и самодура. "Теперь такое время, - писал он тогда, - что никто не может быть уверен, что завтра его не прогонят с должности… К сожалению, в официальных отчетах так часто прикрашивают, а иногда и просто врут, что я, признаюсь, всегда читаю их с недоверием…" Он почитывал славянофильские статьи Самарина и Аксакова. В часы досуга - романы Лескова, Мельникова и еще кое-кого по выбору и советам Победоносцева.
В октябре 1876 года отношения с Турцией обострились настолько, что война казалась неизбежной. Александр Александрович писал тогда Победоносцеву о политических делах и, чувствуя, что разобраться в них ему не под силу, так откровенно и признался своему ментору: "Простите меня, Константин Петрович, за это нескладное письмо, но оно служит отражением моего нескладного ума".
В это же время приблизительно Победоносцев писал цесаревичу: "Вам известно, в каком возбуждении находится в эту минуту русское общество в Москве по поводу политических событий… Все спрашивали себя, будет ли война. И в ответ слышат друг от друга, что у нас ничего нет - ни денег, ни начальников, ни вещественных средств, что военные силы не готовы, не снабжены, не снаряжены; потом опять спрашивают, куда же девались невероятно громадные суммы, потраченные на армию и флот; рассказывают поразительные, превышающие всякое вероятие, истории о систематическом грабеже казенных денег в военном, морском и разных других министерствах, о равнодушии и неспособности начальствующих лиц и прочее. Такое состояние умов очень опасно".
Однако движение в пользу Сербии столь значительно, что правительство обязано взять в свои руки дело войны. Так и случилось. В апреле объявлена была война, а 26 июня 1877 года Александр Александрович был уже в Павлове и вступил в командование Рущукским отрядом. Он думал, что отец назначит его главнокомандующим всей армии, но царю отсоветовали. Но верили, что этот неповоротливый, негибкий человек с "нескладным умом", сможет руководить ответственной кампанией. Главнокомандующим назначен был великий князь Николай Николаевич - старший, чего никогда не мог простить ему Александр Александрович.
Николай Николаевич поручил цесаревичу охранять дорогу от переправы через Дунай у Систова к Тырнову. И Александр Александрович покорно исполнял предписание, не смея проявить никакой инициативы. Приходилось писать письма начиная с обращения "милый дядя Ники" и подписываться "любящий тебя племянник Саша". Один из спутников цесаревича, граф Сергей Шереметев, писал в дневнике: "Очень жаль цесаревича; тяжелое его положение". Рущукский отряд в боях участвовал не часто, и дни тянулись медлительно и скучно. "Вчера долго вечером лежали на сене, - пишет в дневнике Шереметев, - ночь была чудная, и полный месяц освещал все бивуаки, но такие ночи здесь только нагоняют тоску. Я смотрел на цесаревича, которому иной раз бывает невесело".
В июле, меняя главную квартиру, двинулись от Обретенника к Черному Лому. Ехали засохшими поля-Ми, с пожелтевшей травой, общипанной кукурузой, кочками, мелким кустарником. Миновали немое турецкое кладбище со множеством камней без надписей… Потом поехали в Острицу. Там цесаревич, считавший себя любителем археологии, приказал разрывать курган и сам взял лопату и долго копал, пыхтя, так что спина совершенно промокла. Нашли скелет и два медных кольца.
В августе у Шипки несколько дней шли кровопролитные бои. Четырнадцатого числа получено было известие из главной квартиры, что предписано бомбардировать Рущук. Обсуждая депешу с начальником штаба Ванновским, цесаревич вдруг замолчал, смотря куда-то вдаль, забыв, должно быть, что оп тоже командующий значительной военной частью. Можно было догадаться, что Александр Александрович думает о семье, о спокойной буржуазной жизни. Поиграть бы сейчас на корнете, пошутить с ребятами, потом подремать после сытного простого обеда. А тут все тревожно. И даже небо кажется сейчас каким-то необыкновенным, волшебным и жутким. Кто-то посмотрел на часы и сказал: "Сейчас начинается". И в самом деле, через минуту началось лунное затмение. Луна обратилась в какое-то кровавое, грязное пятно. Было так темно, что принесли фонари и поставили на опрокинутый ящик, заменявший стол.
Восьмого сентября Александр Александрович писал Победоносцеву: "Не думали мы, что так затянется война, а начало так нам удалось и так хорошо все шло и обещало скорый и блестящий конец, и вдруг эта несчастная Плевна! Этот кошмар войны!"
Но вот в конце концов Плевна взята, русские войска вновь перешли Балканы, заняли Адрианополь и подошли в январе 1878 года к Константинополю. 1 февраля вернулся цесаревич в Петербург. История сан-стефанских переговоров известна. Известны и результаты Берлинского конгресса.
Двадцать пятого июня 1878 года Победоносцев писал цесаревичу: "Посмотрите, сколько горечи и негодования выражается каждый день, слышится отовсюду по поводу известия об условиях мира, вырабатываемых на конгрессе".
Невеселы были воспоминания и о семейной жизни отца: мать, покинутая и забытая, длинная вереница отцовских любовниц - Долгорукая первая, Замятина, Лабунская, Макова, Макарова и эта скандальная история с Вандой Кароцци, общедоступной петербургской блудницей. И не менее постыдная история в Ливадии с гимназисткой, дочерью камер-лакея. И этот, наконец, длительный роман с Долгорукою второй, ныне светлейшей княгиней Юрьевской, морганатической супругой покойного государя… А последние два года перед смертью отца и вовсе были похожи на кошмар. Смятение в обществе, террор подпольных революционеров и полное бессилие правительства… Министры говорят фразы, и виляют, и лгут. Они заискивают то у царя, то у либеральных журналистов. Один только есть твердый и неуклонный человек. Это Победоносцев. Он не дремлет. "Я вижу, - писал он, - немало людей всякого чина и звания. От всех здешних чиновников и ученых людей душа у меня наболела, точно в компании полоумных людей или исковерканных обезьян. Слышу отовсюду одно натверженное, лживое и проклятое слово: конституция. Боюсь, что это слово уже высоко проникло и пускает корни".
Победоносцев внушал цесаревичу, что народ не хочет конституции. "Повсюду, - писал он, - в народе зреет такая мысль: лучше уже революция русская и безобразная смута, нежели конституция… В нынешнее правительство так уж все изверились, что ничего от него не чают. Ждут в крайнем смущении, что еще будет, но народ глубоко убежден, что правительство состоит из изменников, которые держат слабого царя в своей власти… Всю надежду возлагают в будущем на вас, и у всех только в душе шевелится страшный вопрос: неужели и наследник может когда-нибудь войти в ту же мысль о конституции"?
Эти письма и речи Константина Петровича гипнотизировали медлительный и нескладный ум цесаревича. Он уже рассеянно слушал доводы Лорис-Меликова и, даже соглашаясь с ним, чувствовал, что где-то рядом звучит властный голос Победоносцева и что этот голос в конце концов заглушит хриповатый, прерываемый кашлем голос Михаила Тариеловича.
III
Весна 1881 года казалась Александру Александровичу мрачной и безнадежной: ничего доброго она не сулила. Хотелось забыть поскорее о кошмаре 1 марта, но нельзя было забыть, ибо Лорис-Меликов присылает каждый день сведения о ходе следствия над цареубийцами, и приходится волей-неволей думать о том, что же делать и как быть. Убийц будут судить. Александру Александровичу и в голову не приходило, что может быть вопрос о решении суда. Конечно, они виновны. Конечно, их надо казнить! И что же! Находятся люди, которые сомневаются в этом. А есть и такие, которые уверенно требуют помилования злодеев. У милейшего Сергея Михайловича Соловьева есть, оказывается, какой-то сумасшедший сын Владимир. Он произнес 28 марта публичную речь, предлагая верховной власти не казнить тех, кто растерзал бомбой государя. И публика не прогнала его с кафедры. Напротив, ему устроили овацию… А что он говорил? Он уверял, что "только духовная сила Христовой истины может победить силу зла и разрушения", что "настоящее тягостное время дает русскому царю небывалую прежде возможность заявить силу христианского начала всепрощения…". Какое жалкое лицемерие! А может быть, и коварство! Злобный Желябов тоже говорил на суде о христианстве. Он, видите ли, "православие отрицает", но признает "сущность учения Иисуса Христа". "Эта сущность учения, - сказал он, - среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в истину и справедливость этого вероучения и торжественно признаю, что вера без дел мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и если нужно, то за них и пострадать: такова моя вера". Какая ложь! А между тем даже среди министров находятся такие, которые не прочь, кажется, заменить казнь тюрьмою этому мнимому христианину.
Один только тверд и непреклонен. Это - Победоносцев. 13 марта он прислал Александру Александровичу письмо и умолял его не щадить убийц. "Люди так развратились в мыслях, - писал он, - что иные считают возможным избавление осужденных преступников, от смертной казни… Может ли это случиться? Нет, нет и тысячу раз нет - этого быть не может, чтобы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения… Если бы это могло случиться, верьте мне, государь, это будет принято за грех великий…"
Вот уж тут нет лицемерия. Константин Петрович знает, чего он хочет. И Александр Александрович не замедлил ответом: "Будьте спокойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь".
Несмотря на речь Победоносцева, произнесенную им 8 марта, министры все еще не понимали, что либеральные проекты лопнули, как мыльные пузыри. На совещании 21 апреля опять был поднят вопрос о представительстве земских людей. Теперь уж Александр Александрович не колебался в оценке этого проекта. "Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление, писал он своему вдохновителю Победоносцеву, - Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, по пока я не буду убежден, что для счастья России это необходимо, конечно, этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убежусь в пользе подобной меры, слишком я уверен в ее вреде. Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма. Более и более убеждаюсь, что добра от этих министров ждать я не могу. Дай Бог, чтобы я ошибался. Не искренни их слова, неправдой дышат… Трудно и тяжело вести дело с подобными министрами, которые сами себя обманывают".
Получив это письмо, Победоносцев, вероятно, долго потирал руки от удовольствия. Наконец-то он добился от своего питомца интонации настоящего самодержца. Теперь можно было приступить к решительному действию. Надо огорошить этих либералов манифестом И он потребовал его у Александра Александровича, прикрыв свое требование льстивыми и елейными слова ми. Государь повиновался. И манифест был написал Константином Петровичем и без ведома министров опубликован.
"Посреди великой нашей скорби, - сказано было в манифесте между прочим, - глас божий повелевает нам стать бодро на дело правления, в уповании на божественный промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений".
На заседании министров манифест был заслушан. Это было совершенной неожиданностью. Кто писал манифест? Константин Петрович. Он сам с восторгом рассказывал его величеству, как после чтения манифеста "многие отворачивались и не подавали руки" ему, Победоносцеву. Лорис-Меликов, Милютин и Абаза немедленно покинули свои министерские посты.
Тридцатого апреля Александр писал Лорис-Меликову: "Любезный граф Михаил Тариелович, получил ваше письмо сегодня рано утром. Признаюсь, я ожидал его, и оно меня не удивило. К сожалению, в последнее время мы разошлись совершенно с вами во взглядах, и, конечно, это долго продолжаться не могло. Меня одно очень удивляет и поразило, что ваше прошение совпало с днем объявления моего манифеста России, и это обстоятельство наводит меня на весьма грустные и странные мысли?!"
Здесь Александр Александрович поставил знак восклицания и знак вопроса. Это была несомненная ошибка в пунктуации. Не было надобности ни восклицать, ни спрашивать о том, что и без того понятно. Можно было просто поставить самую обыкновенную скучную точку. Кончилась либеральная идиллия. Наступила реакция.
Кажется, в истории государства Российского не было более скучного времени, как эти тринадцать лет царствования императора Александра III. Лихорадочное возбуждение шестидесятых и семидесятых годов вдруг сменилось каким-то странным сонным равнодушием ко всему. Казалось, что вся Россия дремлет, как большая ленивая баба, которой надоело мыть и чистить, и вот она бросила горницу неубранной и горшки немытыми и завалилась на печь, махнув на все рукой.
Вот эта сонная, ленивая, непробудная тишина была по душе Александру Александровичу. Надо было во что бы то ни стало угомонить растревоженную и взволнованную Русь. Самому государю не под силу была такая задача. Надо было заговорить, заколдовать эту буйную стихию, но для этого нужна была какая-то внутренняя сила. Такой силы вовсе не было у громоздкого, но рыхлого Александра Александровича. Нужен был иной человек. Нужен был колдун. И такой колдун нашелся. Это был Константин Петрович Победоносцев.
В конце царствования Александра II по субботам, после всенощной, к нему захаживал для задушевных бесед Федор Михайлович Достоевский. У них были общие темы. Они оба ненавидели западную буржуазную цивилизацию. Они оба смеялись желчно над парламентами, над либеральными журналистами, над нравами и людьми… Они оба произносили многозначительно некоторые слова, например, "русский народ" или "православие", и они не замечали, что, произнося эти слова, они влагают в них разный смысл. Взволнованный Федор Михайлович, всегда горевший, как на костре, не замечал, что его будто бы сочувствующий ему собеседник холоден как лед. У Константина Петровича были еще тогда какие-то связи с Аксаковым и вообще с славянофильством, и он еще не решался тогда произнести свои последние слова, свои последние колдовские заклятия. Достоевский так и умер, не узнав, что его друг был пострашнее гоголевского колдуна из "Страшной мести".
Но Победоносцев понимал, какие силы были в Достоевском. Он думал, что Достоевского можно использовать для своих целей. Он это даже объяснял Александру Александровичу, тогда еще наследнику, и тот, узнав о смерти Федора Михайловича, писал своему учителю, что жаль Достоевского, что он был "незаменим". Возможно, что оба они ошибались. Ведь записал же в своем дневнике А. С. Суворин, будто бы в день покушения Млодецкого на Лорис-Меликова Достоевский говорил ему, Суворину, что, несмотря на отвращение к террору, он все-таки не решился бы предупредить власти, если бы ему случайно пришлось узнать о подготовленном покушении. И будто бы он говорил ему, Суворину, что он мечтает написать роман, где героем был бы монах вроде Алеши Карамазова, бросивший монастырь и ушедший в революцию, чтобы искать правды. Точно или неточно рассказал об этом Суворин, все равно, - во всяком случае, Победоносцеву, если бы Достоевский пережил 1 марта, пришлось бы услышать от своего ночного друга такие неожиданные вещи, какие понудили бы его отказаться от субботних бесед после всенощной.
Не сразу, однако, решился Константин Петрович высказать свои последние "победоносцевские" формулы. Он ведь еще так недавно давал читать своему державному ученику Самарина и Аксакова. Нужен был какой-то переход от благодушного славянофильства к настоящему "делу", суровому и твердому, как кремень.
Для переходного времени понадобился славянофильствующий министр Игнатьев. В этот первый год царствования при его содействии министр финансов Бунге провел две крестьянские реформы - понижение выкупных платежей и отмену подушной подати. Все это было сделано очень робко и убого, не без сопротивления, конечно, со стороны дворян-помещиков, почуявших, что на их улице наступает праздник. Учрежден был и крестьянский банк, давший, впрочем, ничтожные результаты. Была попытка упорядочить дело крестьянского переселения. Наконец, пришлось обратить внимание на рабочий вопрос. Несмотря на дворянскую и помещичью программу правительства, росли фабрики и заводы, в городах появился новый класс - пролетариат. Кое-где вспыхивали забастовки, и правительство, зная по опыту Западной Европы, что значат эти рабочие бунты и куда они ведут, пыталось, хотя и нерешительно, смягчить столкновения между предпринимателями и рабочими. Была ограничена продолжительность рабочего времени женщин и подростков; учреждена была фабричная инспекция; были изданы обязательные правила об условиях фабричной работы… Думали, что можно обойти политику, уладив социальный вопрос по-домашнему, хозяйственным, семейным способом. Но без политики трудно было что-нибудь делать даже славянофильскому министру. Игнатьев предложил государю проект земского собора, приуроченного к коронации. В этом направлении вел агитацию и вождь тогдашних славянофилов И. С. Аксаков, когда-то приятель Победоносцева. Это была последняя попытка "обновления" России. Это был призыв к тем "серым зипунам", о которых мечтал ночной собеседник Победоносцева Федор Михайлович Достоевский. "Серые зипуны" должны были сказать царю "всю правду". Но Достоевский был в могиле. Да и вообще у черного колдуна руки были развязаны. И он бросился к царю предупреждать об опасности.
"Прочитав эти бумаги, - писал Победоносцев, - я пришел в ужас при одной мысли о том, что могло бы исследовать, когда бы предложение графа Игнатьева было приведено в исполнение… Одно появление такого манифеста и рескрипта произвело бы страшное волнение и смуту во всей России… А если воля и распоряжение перейдут от правительства в какое бы то ни было народное собрание, - это будет революция, гибель правительства и гибель России!"
В письме от 6 мая Победоносцев внушал царю, что Игнатьев должен быть удален. И Александр Александрович, хотя и читавший когда-то Самарина и Аксакова, но вовсе не склонный к славянофильской мечтательности, прогнал неумеренного ревнителя земской "соборности".
Победоносцев приказал царю призвать к власти Д. А. Толстого. Этот уж не был мечтателем. И теперь Победоносцев мог заняться своей ворожбой без помехи.
IV
Князь Мещерский писал в 1882 году своему недавнему приятелю К. П. Победоносцеву: "К вам приходить боишься. Вы стали слишком страшным, великим человеком…" В самом деле, к этому сроку Победоносцев стал "страшным", и, пожалуй, в каком-то смысле его можно было назвать "великим человеком". Победоносцев стал страшным не только для князя Мещерского, но и для всей России. Уничтожив Лорис-Меликова, а потом графа Игнатьева, растоптав всех неосторожных вольнодумцев - западников и славянофилов, задушив, как он надеялся, крамолу, Победоносцев овладел окончательно душой Александра III.
Пора отвергнуть легенду об этом предпоследнем императоре. Александр III не был сильным человеком, как многие думают. Этот большой толстый мужчина не был, правда, "слабоумным монархом" или "коронованным дураком", как его величает в своих мемуарах верноподданный бюрократ В. П. Ламздорф, но он также не был тем проницательным и умным государем, каким его старается изобразить С. Ю. Витте. Александр III был неглуп. Но у него был тот ленивый и нескладный ум, который сам по себе бесплоден. Для командира полка такой ум достаточен, но для императора нужно что-то иное. У Александра III не было также и воли, не было той внутренней крылатой силы, которая влечет человека неуклонно к намеченной цели. Ни большого ума, ни воли - какой же это сильный человек! Но зато в этом царе было нечто иное - великая тайна инерции. Это совсем не воля. Это сама косность. Слепая и темная стихия, тяготеющая неизменно к какому-то дольнему сонному миру. Он как будто всем существом своим говорил: я ничего не хочу; мне ничего не надо: я сплю и буду спать; и вы все ни о чем не мечтайте, спите, как я…
Сила инерции! Это и была идея Победоносцева. И он - счастливый - нашел изумительное воплощение этой своей излюбленной идеи. Более подходящего человека, чем Александр Александрович, для этих целей невозможно было сыскать. И Победоносцев, как верный пестун, лелеял этого огромного бородатого младенца, у которого не было никакой самостоятельной идеи. Он воспитал его и, уверившись, что он покорен, использовал его, как хотел. Этот самодержец, не замечая того, сделался вьючным животным, на которое взвалил свою тяжелую идейную ношу Победоносцев. Погонщик не торопил своего мула. Царь медленно шагал и дремал на ходу. Глаза его были закрыты. Смотреть вдаль ему не было надобности. За него все видел вожатый - Константин Петрович.
То, что Победоносцев был вдохновителем императора, - вне сомнений. Стоит перечитать огромную их переписку, чтобы стало ясно, как неустанно руководил царем этот удивительный человек. Все правительственные мероприятия, направленные к умалению тех "свобод", какие были завоеваны при Александре II, внушались им, Победоносцевым. Он следил ревниво за каждым поворотом кормила. Он вмешивался не только в дела всех министров и всех департаментов - особливо в департамент полиции, но он следил за поведением самого царя, царицы и царских детей. В Петербург приехала какая-то особа, близкая Гамбетте, и будто бы искала встречи с государыней. Победоносцев спешит запретить это свидание, и государь успокаивает его, что все обошлось благополучно - свидания не было. И так во всех мелочах.
Александр III всегда и во всем согласен с Константином Петровичем. Победоносцев внушил ему, что как-то чудотворно у них совершенно одни и те же мысли, чувства и убеждения. Александр Александрович поверил. Как хорошо! Теперь можно ни о чем не думать. У него есть Константин Петрович, который думает за него, царя.
Итак, программа царствования была обеспечена. Какая же это была программа? Припомним "реформы" этих лет. Они начались с уничтожения университетской автономии. Это дало повод к ликованию М. Н. Каткову, неудачливому сопернику Победоносцева. Каткову ведь тоже хотелось руководить царем. Устав 1884 года был "ежовыми рукавицами" и для студентов и для профессоров. Со строптивыми юношами расправлялись просто - отдавали в солдаты. В средней школе насаждался мнимый классицизм. Юноши переводили "Капитанскую дочку" на латинский язык и не имели понятия об античной культуре. В народных школах низшего типа, переданных в ведение Святейшего синода, предполагалось ввести "духовно-нравственное" воспитание, но из этих казенных попыток "просветить" народ ничего доброго не вышло. Это была первая "реформа". В земской жизни, как известно, все мероприятия сводились к тому, чтобы увеличить число гласных от дворян и уменьшить всячески крестьянское представительство. В конце концов гласные от крестьян назначались губернатором, разумеется по рекомендации земских начальников. Институт земских начальников определялся, как известно, принципами опеки тех же крестьян властью дворян-помещиков, то есть это был явный шаг в сторону крепостной зависимости. Это была вторая "реформа".
В области судебных уставов правительство рядом новелл ограничивало суд присяжных и всячески стремилось восстановить дореформенные принципы смешения административной и судебной власти. Это была третья "реформа". Новый цензурный устав решительно. душил оппозиционную прессу, и общество отвыкло за тринадцать лет царствования даже от урезанной свободы эпохи Александра II. Это была четвертая "реформа".
Каков же был смысл этих "реформ"? В планах самого Александра III мы тщетно стали бы искать идеологии его политической программы. Там ничего нет. Зато в письмах Победоносцева, а главное - в его знаменитом "Московском сборнике" она есть. Это в своем роде замечательная программа. Константин Петрович был очень умный человек. Его желчный, злой и острый ум позволил ему обрушиться с беспощадной критикой на все начала так называемой демократии. Он высмеял, как никто, все закулисные махинации буржуазного парламентаризма, интриги биржи, подкупность депутатов, фальшь условного красноречия, апатию граждан и энергию профессиональных политических дельцов. Это - все жалкие говорильни. Наши земства устроены по тому же парламентскому принципу. Надо задушить земства. Победоносцев издевался над судом присяжных, над случайностью и неподготовленностью народных судей, над беспринципностью адвокатов, над неизбежной демагогией всех участников публичного процесса, над безнаказанностью иных преступлений, развращающих общество… И он сделал соответственный вывод: надо задушить свободный, публичный, народный суд. Победоносцев остроумно смеялся над утилитаризмом так называемой реальной школы, ядовито критиковал университетскую автономию, глумился над идеей всеобщей обязательной грамотности. Итак, надо задушить университет и вообще народное образование.
Это была превосходная критика демократических начал. Но спрашивается, чего же хотел сам Победоносцев? В своем глубоко меланхолическом и безнадежном "Московском сборнике" Победоносцев молчит упорно о том, что, собственно, он предлагает в качестве положительной программы. Мы узнаем ее не из его книги, а из фактов. Никаких новых форм земской жизни, суда и школ не было создано. Была грубая попытка вернуться к сословие привилегированному строю на местах; к дореформенному суду, развращенному взятками и нравственно прогнившему насквозь; к водворению старых полицейских начал в высшей школе; к казенной и мертвой системе преподавания в школах средней и низшей… Никакого творчества! Ничего цельного, органичного и вдохновенного! А ведь он, Победоносцев, требовал "органичности"… Вместо этой желанной цельной жизни водворилась бездарная казенщина петербургских канцелярий.
Таковы были результаты победоносцевской ворожбы. Обер-прокурор Святейшего синода вместо "духовных" начал, о коих он неустанно говорил царю, привил русским людям такой циничный нигилизм, какой и не снился его предшественникам на этом поприще. Решительно все прекрасные слова были обезображены его прикосновением. И надолго русские люди разучились верить в эти прекрасные слова, памятуя о победоносцевском лицемерии. Жалкий лгун, говоря о добром народе, он радел об интересах привилегированных… Его книга, написанная как будто довольно складно, лишена всякого живого дыхания. От ее страниц веет смертью. Это - какой-то серый холодный склеп. В Победоносцеве была страсть, но это была какая-то странная, холодная, ледяная, колючая страсть ненависти. Все умирало вокруг него. Он, как фантастический паук, раскинул по всей России свою гибельную паутину. Даже князь Мещерский ужаснулся и сказал, что он "страшный".
Ревнители старого порядка и поклонники Победоносцева гордятся тем, что он был "православным". Но и это ложь. Замечательно, что Победоносцев не знал ни духа православия, ни его стиля. Если б он знал православие, он не переводил бы популярную, но сентиментальную и, с православной точки зрения, сомнительную книжку Фомы Кемпийского; он не распоряжался бы епископами, как своими лакеями; не душил бы казенщиной духовные академии, которые, кстати сказать, насаждали в это время у нас рационалистическое немецкое богословие… Его настоящая сфера была не церковь, а департамент полиции. Жандармы и провокаторы были его постоянными корреспондентами. Однажды попечитель одного из учебных заведений жаловался на священника-преподавателя, который был, по его мнению, "безнравственный и неверующий". На это Победоносцев ответил: "Зато он политически благонадежный!" И священник остался.
Победоносцев вмешивался не только во все сферы политики: он зорко следил за экономической и финансовой жизнью страны. По каждому вопросу у него были свои мнения. Дело об элеваторах его интересует, например, едва ли не больше, чем дела церкви. Он пишет царю письма и записки по этому поводу. И, конечно, это не единственное дело в этом роде. Министр финансов Н. К. Бунге, оставшийся на своем посту до 1 января 1887 года, неоднократно должен был отражать нападения Победоносцева, правда, часто косвенные, а не прямые, как это было, например, с известной "запиской" Смирнова. В конце концов он должен был уйти, и его место занял профессор и делец И. А. Вышнеградский. При нем были ограничены либеральные мероприятия его предшественника - прежде всего круг деятельности фабричной инспекции. Приходилось поддерживать развивающуюся промышленность, но у нее был беспокойный спутник - рабочее движение. И Победоносцев с ужасом следил за его развитием. Уже первые этапы его приводили в трепет цербера нашей реакции. Он знал, что в 1883 году организовалась группа "Освобождение труда", где работали Плеханов, Аксельрод, Засулич, Дейч. Он знал о стачке 1885 года в Орехове-Зуеве, на Морозовской фабрике, и следил вообще за стачечной волной, которая на недолгий срок затихла в 1887 году, когда миновал промышленный кризис. В 1890 году ему доносили о социал-демократической пропаганде на Путиловском заводе, в 1891 году - о первой маевке под Петербургом, в 1893 году - о забастовке на Хлудовской мануфактуре в Егорьевске Рязанской губернии, о беспорядках в железнодорожных мастерских в Ростове-на-Дону и, наконец, в последний год царствования - о забастовках в Петербурге, в Москве, в Шуе, в Минске, в Вильнюсе, в Тифлисе.
Та великолепная "сила инерции", на которую так надеялся Победоносцев, изменила ему. В душной и косной стихии вдруг началось какое-то странное движение. Он прислушивался к ропоту каких-то подземных волн, не понимая, откуда они. И вот тогда, в поисках неведомого врага, взоры Победоносцева и Александра III обратились на евреев. Не они ли то опасное бродило, которое вызывает эту ужасную смуту? По-видимому, Александр и его временщик не были одиноки в этом мнении. Огромной волной по всей России прошли еврейские погромы - иногда при содействии полиции. Войска неохотно усмиряли погромщиков, и когда на это пожаловался царю генерал Гурко, Александр Александрович сказал: "А я, знаете, и сам рад, когда евреев бьют". Заговоры все еще мерещились царю. И для этого были основания. Он вспомнил, как на третий год царствования был убит Судейкин. Царь тогда надписал на докладе: "Потеря положительно незаменимая! Кто пойдет теперь на подобную должность!" Он вспоминал также об аресте Веры Фигнер.
Царь, узнав об ее аресте, воскликнул тогда: "Слава Богу! Эта ужасная женщина арестована!" Ему доставили ее портрет, он подолгу смотрел на него, не понимая, как эта девушка, с таким тихим и кротким лицом, могла участвовать в кровавых замыслах. А потом это памятное 8 мая 1887 года, когда были повешены пять террористов и среди них этот Александр Ульянов, о свидании с которым накануне казни так хлопотала его мать…
Некоторые думают, что в иностранной политике Александр III был самостоятелен, что министр Гире скорее был его личным секретарем, чем независимым руководителем нашей дипломатии. Но к чему сводилась наша тогдашняя политика? Она была совершенно пассивна, и если мы не понесли за тринадцать лет этого царствования никакого ущерба, то это еще вовсе не доказывает высокой мудрости Александра III. Очень может быть, что, доживи император до 1903 года, ему пришлось бы вести Японскую войну, и ее финал, вероятно, был бы тот же, что и при Николае II. Ведь система была та же и люди те же. А наше неудержимое стремление на Дальний Восток (такое естественное, надо сказать) началось при Александре III, и оно тогда уже было чревато последствиями. Что касается успехов Скобелева в Средней Азии и взятия Мерва - это, можно сказать, совершилось без всякой инициативы со стороны Александра Александровича. Кампания началась при Александре II; и если Александр Александрович сумел при этом избегнуть столкновения с англичанами, оказавшимися нашими опасными и ревнивыми соседями со стороны Афганистана, то это не менее заслуга миролюбивого Гладстона, чем Александра III. Если бы в то время в Лондоне у власти были консерваторы, была бы у нас война с Англией. Наше равнодушие к приключениям в Болгарии князя Александра Баттенбергского едва ли можно рассматривать как великую дипломатическую стойкость. И, наконец, франко-русский альянс, который в конечном счете привел нас к мировой войне, теперь никак уж нельзя признать актом большой политической дальновидности. Нет, наша иностранная политика при Александре III была такой же сонной, косной и слепой, какою была вся тогдашняя политическая жизнь страны.
V
Скучно жилось Александру Александровичу Романову. Все как будто устроилось так, как он хотел, как они хотели с Константином Петровичем, а между тем почти все знавшие царя лично замечали на его широком бородатом лице печать уныния. Унывал император. Тщетно пытался он развлечь себя то игрой на геликоне, то охотой, то театром, то посещением картинных выставок, - в конце концов, все эти удовольствии не могли уничтожить в душе какой-то меланхолии. Тот сон, в который погрузилась при нем Россия и он сам, царь, вовсе не был легким сном: это был тяжелый и душный сон. Сердце стучало неровно, и дышать было трудно.
Семнадцатого октября 1888 года Александр Александрович ехал из Севастополя в Петербург. Около станции Борки, когда царь с семьей завтракал в столовом вагоне и уже подали гурьевскую кашу, началась страшная качка, раздался треск, и Александру Александровичу показалось, что взорвано полотно дороги и что всему конец. Он закрыл глаза. В это мгновение что-то тяжелое и твердое рухнуло ему на плечи. Это была крыша вагона. Когда он открыл глаза, он увидел, что все вокруг ползают среди обломков. Рихтер кричал царю: "Ваше величество! Ползите сюда, здесь свободно!" Увидев, что император жив, Мария Федоровна, которая, падая, схватила Посьета за бакенбарды, вспомнила о детях и закричала страшным голосом: "Et nos enfants!" Но и дети оказались живы. Ксения стояла в одном платье на полотне дороги. Шел дождь, и телеграфный чиновник набросил на нее свое пальто с медными пуговицами. Лакей, который в момент катастрофы подавал царю сливки, лежал теперь на рельсах, не шевелясь, с остановившимися, оловянными глазами. Шел проливной дождь. Ветер, холодный и пронзительный, леденил изувеченных и раненых, которые лежали теперь на мокром глинистом дне балки. Александр Александрович приказал развести костры. Несчастные коченеющим языком умоляли перенести их куда-нибудь, где тепло. Александр Александрович, чувствуя боль в пояснице и в правом бедре, как раз в том месте, где был массивный портсигар в кармане брюк, ходил, слегка прихрамывая, среди раненых и с удивлением заметил, что на него никто не обращает внимания, как будто он не царь. И он думал о том, что он, самодержец, мог тоже лежать сейчас беспомощно окровавленный, как 1 марта 1881 года лежал его отец.
Это событие напомнило Александру Александровичу, что жизнь наша всегда канун смерти. Победоносцев объяснил ему, что совершилось чудо. "Но какие дни, какие ощущения мы переживаем, - писал Победоносцев. - Какого чуда, милости Бог судил нас быть свидетелями. Мы радуемся и благодарим Бога горячо. Но с каким трепетом соединяется наша радость и какой ужас остался позади нас и пугает нас черною тенью! У всех на душе страшная поистине мысль о том, что могло случиться и что не случилось истинно потому только, что Бог не по грехам нашим помиловал". В этом же смысле и тоне был составлен манифест к народу. Государь сам официально признал свое спасение чудесным.
Выяснилось вскоре, что покушения не было и что несчастье случилось потому, что Александр Александрович требовал такой скорости, какой не могли выдержать два товарных паровоза, тащивших слишком громоздкий и тяжелый царский поезд.
После этой катастрофы жизнь опять стала монотонной и скучной. Государь все еще был толст, но нервы у него были не в порядке, и он часто плакал. Вокруг него не было людей, которые могли бы пробудить в нем какой-нибудь интерес к жизни. Он уважал одного только Победоносцева, но и с ним было скучно. А кто были другие? Случилось как-то так, что все независимые люди удалились, и даже хотелось иногда, чтобы кто-нибудь поспорил и возразил, но все делали так, как хотел Константин Петрович, и, значит, спорить не было надобности. Такие случаи, как возражение Гирса на проект ограничения публичности судебного процесса в январе 1887 года, более не повторялись. Да и этот случай, кажется, был простым недоразумением, которое Константин Петрович напрасно считал "крамолою". Гире неосторожно прочел на заседании мнение юрисконсульта министерства иностранных дел профессора Мартенса, который предупреждал, что ограничение публичности суда произведет неблагоприятное впечатление в Европе и помешает договору о взаимной выдаче преступников.
На другой день Гире был на докладе у государя. Царь в ярости ходил по комнате, белый от гнева, с трясущейся нижней челюстью. Такие припадки с ним случались редко.
Все эти судебные учреждения известно к чему клонят! - кричал он прямо в лицо Гирсу. - У покойного отца хотели взять всякую власть и влияние, в судебных вопросах… Вы не знаете, а я знаю, что это заговор…
Но заговоров теперь вообще никаких не было. Бунтовали только студенты в Москве, в Петербурге, в Харькове… И требования предъявлялись самые невинные. Но и это раздражало. Царь на докладах по тайным делам делал надписи: "Канальи!", "Скоты!", "Дерзкие мальчишки!" Все это было покрыто лаком.
В своих резолюциях он не стеснялся в выражениях. На докладе Государственного совета царь писал: "Они думают надуть меня, но это им не удастся". Члены Государственного совета обиделись и решили объясняться по этому поводу. Царь удивился: "Чего же они хотят?" - "Не покрывать лаком сих слов, ваше величество!" На этот раз государь развеселился: "Какой вздор! Пусть их просто вычеркнут!" В самом деле, ведь это все дела домашние, стоит ли из-за этого поднимать историю?
Какие же люди окружали царя? Одна современница, близкая к сферам, записала у себя в дневнике 20 мая 1890 года: "Гире - это хоть честный человек, Филиппов - мошенник, человек без принципов, Вышнеградский - плут, Чихачев - купец не из безукоризненных, Дурново - глуп, Гюбенет - нахал, напыщенный и односторонний, Воронцов - дурак и пьяница, Манасеин - про этого, кроме дурного, ничего больше не слышно. Вот люди, которые вершат судьбы России".
Мемуары этого времени свидетельствуют о глубоком падении правящих сфер. Эти люди не уважают друг друга. За внешним благообразием монархии Александра III таилась глубокая развращенность всех этих министров и сановников. Никто из них не верил уже в идею монархии и еще менее в идею самодержавия. Эту идею принципиально защищал один только Победоносцев.
В таких условиях, среди таких людей, жить было нелегко Александру Александровичу. А тут еще всякие неприятности. Особенно неприятен был 1891 год.
Путешествующего на Дальнем Востоке цесаревича Николая какой-то японец ударил по голове саблей… В том же году был голод. Журналисты, конечно, лгут, но кое-что в самом деле неприятно. Казанский губернатор издает циркуляры - советы варить кашу из кукурузы и чечевицы и есть с маслом вместо хлеба, по ни кукурузы, ни чечевицы в Казани нет. Вятский губернатор запрещает ввозить хлеб из одной волости в другую и продавать его. Курский губернатор в том же роде чудит. Красный Крест, по общим отзывам, действует недобросовестно - ворует. Везде злоупотребления. Отовсюду отзывы, что народ голодает серьезно. "Чувствуется что-то тяжелое, гнетущее, как будто ждешь катастрофы…"
Первого января 1891 года Победоносцев написал царю в Ливадию очередное злобное письмо с доносами, где не пощадил, между прочим, и "совершенно обезумевшего Соловьева", философа. "Теперь у этих людей, - пишет Победоносцев, - проявились новые фантазии и возникли новые надежды на деятельность в народе по случаю голода. За границей ненавистники России, коим имя легион, социалисты и анархисты всякого рода, основывают на голоде самые дикие планы и предположения, - иные задумывают высылать эмиссаров для того, чтобы мутить народ и восстановлять против правительства; не мудрено, что, не зная России вовсе, они воображают, что это легкое дело. Но у нас немало людей хотя и не прямо злонамеренных, но безумных, которые предпринимают по случаю голода проводить в народ свою веру и свои социальные фантазии под видом помощи. Толстой написал на эту тему безумную статью, которую, конечно, не пропустят в журнале, где она печатается, но которую, конечно, постараются распространить в списках. Год очень тяжелый, и предстоит зима в особенности тяжкая, но. с божией помощью, авось переживем и оправимся. Простите, ваше величество, что нарушаю покой ваш в Ливадии…" Читать это письмо было неприятно и мучительно и без того уставшему государю. Вообще Константин Петрович очень трудный человек. Надо ценить его, конечно, за приверженность к самодержавной власти, но он так иногда бывает настойчив в своих советах, что Александр Александрович чувствует себя школьником, несмотря на свои сорок пять лет. Так хочется иногда прогнать этого слишком умного ревнителя монархии.
В таких случаях Александр Александрович ищет общества генерала Черевина. Это генерал совсем неумный, но верный. Царю приятно, что генерал глупее его. Это - наперсник и собутыльник. С ним легко и просто.
Прежде Александра Александровича занимала роль мецената, коллекционера, любителя живописи. У него был доверенный советчик, художник А. П. Боголюбов, доставшийся ему по семейной традиции от отца и деда и прилежно писавший всевозможные военные корабли по заказу трех императоров. Надо сказать, что Александр Александрович купил немало картин прекрасных, но - увы! - еще больше плохих. Коллекционером он считал себя еще в юности. Письма к Боголюбову наполнены сообщениями об его приобретениях. "К 26 февраля, пишет он еще в марте 1872 года, - я получил от цесаревича в подарок две чудные вазы клуазонэ и две вазы кракле, так что моя коллекция прибавляется понемногу". В самом деле, во дворце, в его апартаментах, некоторые комнаты превратились в музей; наряду с хорошими вещами здесь стояла невыносимая дрянь, но царь не замечал этого и гордился тем, что он - знаток искусства. Он мечтал о возрождении русского стиля, но, лишенный настоящего вкуса и окруженный невеждами, оставил после себя такие памятники зодчества, какие, если они уцелеют, навсегда будут образчиками жалкой пошлости и фальши - Исторический музей в Москве по проекту Шервуда, здание Московской думы по проекту академика Чичагова, Верхние московские ряды - профессора Померанцева и многие другие. Теперь уничтожен бездарный памятник Александру III в Кремле - тоже пример безвкусицы предпоследнего императора. "Русский стиль" Александра III был такой же мнимый и пустой, как и все царствование этого будто бы "народного" царя. Не имевший, вероятно, в своих жилах ни единой капли русской крови, женатый на датчанке, воспитанный в религиозных понятиях, какие внушал ему знаменитый обер-прокурор Синода, он хотел, однако, быть "национальным и православным", как об этом часто мечтают обрусевшие немцы. Эти петербургские и прибалтийские "патриоты", не владея русским языком, нередко искренне считают себя "настоящими русскими": едят черный хлеб и редьку, пьют квас и водку и думают, что это "русский стиль". Александр III тоже ел редьку, пил водку, поощрял художественную "утварь" со знаменитыми "петушками" и, не умея грамотно писать по-русски, думал, что он выразитель и хранитель русского духа. Но в последний год царствования и это искусство не утешало скучающего царя. Все чаще и чаще побаливала поясница, и профессор Грубе, осмотревший императора вскоре после чудесного спасения, находил, что начало болезни положено было именно тогда, в день катастрофы: страшное сотрясение всего тела при падении коснулось области почек. Государь все еще чувствовал себя сильным, но как-то раз попробовал согнуть подкову, как в молодости, и это не удалось. Изменилась и наружность царя. Цвет лица стал землистым; взгляд когда-то добродушный сделался мрачным. Один только человек развлекал теперь императора. Это - верный государю генерал Черевин. После трудового дня, который начинался с семи часов утра, государь любил поиграть в карты и выпить. Но врачи запретили пить, и жена Минни строго за этим следила. Приходилось хитрить. Они заказали с Черевиным сапоги с широкими голенищами и прятали туда заблаговременно плоские фляжки с коньяком. Улучив момент, государь подмигивал собутыльнику: "Голь на выдумки хитра, Черевин?" - "Хитра, ваше величество!" И выпивали. Часа через два, бросив игру, его величество ложился на ковер и, болтая огромными ногами, пугал своим неожиданным хмелем жену и детей. Но так развлекаться приходилось все реже и реже, потому что болела поясница, пропал аппетит и сердце работало худо.
А тут еще случилась большая неприятность. Государь убедился из одного письма, что Константин Петрович Победоносцев, которого царь почитал своим вернейшим слугою, отзывался о нем не менее презрительно, чем авторы подпольных прокламаций. Царь решил ничем не обнаруживать того, что знает. Но между самодержавным царем и вернейшим ревнителем самодержавия пробежала черная кошка. В последнем письме к императору, настаивая на отмене одного указа, подписанного царем без ведома Победоносцева, обиженный временщик пишет многозначительно: "В прежнее время вы удостаивали меня доверия, когда я смел обращаться к вам с предупреждением о том, что, по моему глубокому убеждению, грозило недоразумением или ошибкой в сознании вашего величества. Не погневайтесь и теперь за мое писание".
Это было последнее письмо Победоносцева царю. На него ответа не последовало.
В январе 1894 года государь заболел. Врачи нашли инфлуенцу. Тщетно царь боролся с недугом. Он все требовал докладов, но докладывали все о разных неприятностях. В Нижнем Тагиле заводские рабочие затеяли бунт. Губернатор явился с четырьмя ротами, и "была задана порка, какой не видала губерния". В Толмазовом переулке нашли подпольную типографию, а в Лештуковом - склады глицерина и опилок для составления взрывчатых веществ. Но царь бодрился. Осенью вздумал ехать в Беловежскую пущу на охоту. Там простудился. Пришлось бросить охоту, вернуться домой. Врачи приказали сделать теплую ванну, а ему вздумалось ее охладить. Пошла горлом кровь… Тогда выписали из Берлина профессора Лейдена. Выяснилось, что у царя серьезная болезнь почек - нефрит.
Александр Александрович все чаще думал о смерти. Ему трудно было "нескладным умом" охватить смысл жизни, событий, его личной судьбы…
Если бы Победоносцев не внушил ему еще в юности, что он, Александр Александрович, - "самодержавнейший" и "благочестивейший", теперь легче было было умирать. Ведь, в сущности, разве он плохой человек? Ни жены, ни детей он не обижал, не развратничал, не питал ни к кому личной злобы, не ленился, посещал храмы, дарил иконы монастырям… Ему бы жить где-нибудь в провинции, командовать полком - как было бы хорошо. А теперь? Ах, трудно быть самодержцем! И вот, оказывается, у самодержцев болят почки, горлом идет кровь… Ноги у царя опухли. Дышать трудно. Он похудел. Виски и щеки провалились, весь он осунулся. Одни уши торчат.
Врачи говорят, что в комнате, где спит император, скверный воздух, потому что с царем живут четыре собаки и все грязнят. Захарьин задохнулся, войдя в спальню к царю, и потребовал, чтобы увезли царя из дворца куда-нибудь на свежий воздух, на юг.
1 марта 1881 г. от рук народовольцев погиб император Александр II Николаевич , и на престол взошел его второй сын Александр. Сначала он готовился к военной карьере, т.к. наследником власти был его старший брат Николай, но в 1865 г. он умер.
В 1868 г. во время сильного неурожая Александр Александрович был назначен председателем комитета по сбору и распределению пособий голодающим. В бытность до вступления на престол он был атаманом казачьих войск, канцлером Гельсингфорсского университета. В 1877 г. принимал участие в русско-турецкой войне в качестве командира отряда.
Исторический портрет Александра III скорее напоминал русского могучего мужика, чем государя империи. Он обладал богатырской силой, но не отличался умственными способностями. Несмотря на такую характеристику, Александр III очень любил театр, музыку, живопись, изучал русскую историю.
В 1866 г. он женился на датской принцессе Дагмаре, в православии Марии Федоровне. Она была умна, образована, и во многом дополняла мужа. У Александра и Марии Федоровны было 5 детей.
Внутренняя политика Александра III
Начало правления Александра III пришлось на период борьбы двух партий: либеральной (желающей реформ, начатых Александром II) и монархической. Александр III отменил идею конституционности России и взял курс на усиление самодержавия.
14 августа 1881 г. правительство приняло специальный закон «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Для борьбы с беспорядками и террором вводились чрезвычайные положения, применялись карательные средства, в 1882 г. появилась секретная полиция.
Александр III считал, что все беды в стране идут от вольнодумства подданных и излишней образованности низшего сословия, что вызвано реформами отца. Поэтому он начал политику контрреформ.
Главным очагом террора считались университеты. Новый университетский устав 1884 г. резко ограничил их автономию, были запрещены студенческие объединения и студенческий суд, ограничивался доступ к образованию представителей низших сословий и евреев, в стране введена жесткая цензура.
изменения в земской реформе при Александре III:
В апреле 1881 года был издан Манифест о независимости самодержавия, составленный К.М. Победоносцевым. Права земств были сильно урезаны, а их работа взята под жесткий контроль губернаторов. В Городских думах заседали купечество и чиновники, а в земствах – только богатые местные дворяне. Крестьяне потеряли право участвовать в выборах.
Изменения в судебной реформе при Александре III:
В 1890 году было принято новое положение о земствах. Судьи стали зависимы от властей, сократилась компетенция суда присяжных, мировые суды были практически ликвидированы.
Изменения в крестьянской реформе при Александре III:
Были отменены подушная подать и общинное землепользование, введен обязательный выкуп земель, но выкупные платежи были снижены. В 1882 г. учрежден Крестьянский банк, призванный выдавать ссуды крестьянам на покупку земель и частной собственности.
Изменения в военной реформе при Александре III:
Усиливалась обороноспособность пограничных округов и крепостей.
Александр III знал важность армейских резервов, поэтому создавались пехотные батальоны, формировались резервные полки. Была создана кавалерийская дивизия, способная вести бой как в конном, так и в пешем строю.
Для ведения боя в горной местности были созданы батареи горной артиллерии, были сформированы мортирные полки, осадные артиллерийские батальоны. Для доставки войск и армейских резервов была создана особая железнодорожная бригада.
В 1892 г. появились минные речные роты, крепостные телеграфы, воздухоплавательные отряды, военные голубятни.
Военные гимназии преобразованы в кадетские корпуса, впервые созданы учебные унтер-офицерские батальоны, которые готовили младших командиров.
На вооружение была принята новая трехлинейная винтовка, изобретен бездымный вид пороха. Военная форма заменена на более удобную. Был изменен порядок назначения на командные должности в армии: только по старшинству.
Социальная политика Александра III
«Россия для русских» - любимый лозунг императора. Только православная церковь считается истинно русской, все остальные религии официально определялись как «иноверные исповедания».
Была официально провозглашена политика антисемитизма, начались гонения евреев.
Внешняя политика Александра III
Царствование императора Александра III было самым мирным. Только однажды русские войска столкнулись с афганскими отрядами на реке Кушке. Александр III ограждал свою страну от войн, а также помогал гасить вражду между другими странами, за что получил прозвище «Миротворец».
Экономическая политика Александра III
При Александре III росли города, фабрики и заводы, прирастала внутренняя и внешняя торговля, увеличилась протяженность железных дорог, начато строительство великой Сибирской магистрали. В целях освоения новых земель шло переселение крестьянских семей в Сибирь и Среднюю Азию.
В конце 80-х годов удалось преодолеть дефицит государственного бюджета, доходы превысили расходы.
Итоги правления Александра III
Императора Александра III называли «самым русским царем». Он всеми силами защищал русское население, особенно на окраинах, что способствовало укреплению государственного единства.
В результате проведенных мероприятий в России произошел бурный промышленный подъем, вырос и окреп курс российского рубля, улучшилось благосостояние населения.
Александр III и его контрреформы обеспечили России мирную и спокойную эпоху без войн и внутренних смут, но и зародили в россиянах революционный дух, который вырвется наружу при его сыне Николае II.
Исторический портрет Александра III скорее напоминал русского могучего мужика, чем государя империи. Он обладал богатырской силой, но не отличался умственными способностями. Несмотря на такую характеристику, Александр III очень любил театр, музыку, живопись, изучал русскую историю.В 1866 г. он женился на датской принцессе Дагмаре, в православии Марии Федоровне. Она была умна, образована, и во многом дополняла мужа. У Александра и Марии Федоровны было 5 детей.
Внутренняя политика Александра III
Начало правления Александра III пришлось на период борьбы двух партий: либеральной (желающей реформ, начатых Александром II) и монархической. Александр III отменил идею конституционности России и взял курс на усиление самодержавия.
14 августа 1881 г. правительство приняло специальный закон «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Для борьбы с беспорядками и террором вводились чрезвычайные положения, применялись карательные средства, в 1882 г. появилась секретная полиция.
Александр III считал, что все беды в стране идут от вольнодумства подданных и излишней образованности низшего сословия, что вызвано реформами отца. Поэтому он начал политику контрреформ.
Главным очагом террора считались университеты. Новый университетский устав 1884 г. резко ограничил их автономию, были запрещены студенческие объединения и студенческий суд, ограничивался доступ к образованию представителей низших сословий и евреев, в стране введена жесткая цензура.
Земская реформа Александра III:
Права земств были сильно урезаны, а их работа взята под жесткий контроль губернаторов. В Городских думах заседали купечество и чиновники, а в земствах - только богатые местные дворяне. Крестьяне потеряли право участвовать в выборах.
Судебная реформа Александра III
Судьи стали зависимы от властей, сократилась компетенция суда присяжных, мировые суды были практически ликвидированы.
Крестьянская реформа Александра III
Были отменены подушная подать и общинное землепользование, введен обязательный выкуп земель, но выкупные платежи были снижены. В 1882 г. учрежден Крестьянский банк, призванный выдавать ссуды крестьянам на покупку земель и частной собственности.
Военная реформа Александра III
Усиливалась обороноспособность пограничных округов и крепостей.
Александр III знал важность армейских резервов, поэтому создавались пехотные батальоны, формировались резервные полки. Была создана кавалерийская дивизия, способная вести бой как в конном, так и в пешем строю.
Для ведения боя в горной местности были созданы батареи горной артиллерии, были сформированы мортирные полки, осадные артиллерийские батальоны. Для доставки войск и армейских резервов была создана особая железнодорожная бригада.
В 1892 г. появились минные речные роты, крепостные телеграфы, воздухоплавательные отряды, военные голубятни.
Военные гимназии преобразованы в кадетские корпуса, впервые созданы учебные унтер-офицерские батальоны, которые готовили младших командиров.
На вооружение была принята новая трехлинейная винтовка, изобретен бездымный вид пороха. Военная форма заменена на более удобную. Был изменен порядок назначения на командные должности в армии: только по старшинству.
Социальная политика Александра III
«Россия для русских» - любимый лозунг императора. Только православная церковь считается истинно русской, все остальные религии официально определялись как «иноверные исповедания».
Была официально провозглашена политика антисемитизма, начались гонения евреев.
Внешняя политика Александра III
Царствование императора Александра III было самым мирным. Только однажды русские войска столкнулись с афганскими отрядами на реке Кушке. Александр III ограждал свою страну от войн, а также помогал гасить вражду между другими странами, за что получил прозвище «Миротворец».
Экономическая политика Александра III
При Александре III росли города, фабрики и заводы, прирастала внутренняя и внешняя торговля, увеличилась протяженность железных дорог, начато строительство великой Сибирской магистрали. В целях освоения новых земель шло переселение крестьянских семей в Сибирь и Среднюю Азию.
В конце 80-х годов удалось преодолеть дефицит государственного бюджета, доходы превысили расходы.
Итоги правления Александра III
Императора Александра III называли «самым русским царем». Он всеми силами защищал русское население, особенно на окраинах, что способствовало укреплению государственного единства.
В результате проведенных мероприятий в России произошел бурный промышленный подъем, вырос и окреп курс российского рубля, улучшилось благосостояние населения.
Александр III и его контрреформы обеспечили России мирную и спокойную эпоху без войн и внутренних смут, но и зародили в россиянах революционный дух, который вырвется наружу при его сыне Николае II.
